Денис Драгунский - Плохой мальчик

– Я без сахара, спасибо, – сказал диссидент.

– Тогда не надо, – сказал Андропов майору, а диссиденту объяснил: – Я тоже без сахара. Диабет, такое мучение. Кусочка лишнего не съешь, и все по часам. Даже вот сушечку сгрызть не имею права. Угощайтесь, это все вам.

– О господи! – сказал диссидент. – Я тогда тоже не буду.

– Спасибо за сочувствие, – сказал Андропов. – Но к делу. К сожалению, многие представители нашей интеллигенции разделяют ваши опасные заблуждения.

– Но это же прекрасная литература, и все! – воскликнул диссидент. – Набоков! Алданов! Осоргин! Шмелев! Какой русский язык! А какие образы!

– О, да! – саркастически усмехнулся Андропов. – А потом граждане одной закавказской национальности начнут резать граждан другой национальности.

– Какой национальности? – не понял диссидент.

– Тоже закавказской, – сказал Андропов. – А граждане отдельных республик потребуют выхода из СССР.

– Не может быть! – испугался диссидент.

– Конституция позволяет, – сказал Андропов и поднял палец.

– Погодите! – сказал диссидент. – Но вот в 1967 году напечатали «Мастера и Маргариту», и ничего.

– По-вашему, попытка контрреволюции в Чехословакии – это ничего?

– А вдруг это просто совпадение?

– Я сначала тоже так думал, – грустно сказал Андропов, встал из-за стола и пожал ему руку, прощаясь.

Диссидент вернулся домой потрясенный. Назавтра его назначили на важный пост в Госкомитете по делам печати. Он много лет отбивал все атаки набоковцев, как он теперь называл своих бывших единомышленников.

Но в 1986 году Набокова все же напечатали. Отрывочек. В шахматном еженедельнике…

Остальное известно.

У меня в Одессе был замечательный разговор. Прилетаю, выхожу из аэропорта, сажусь в такси. Шофер нестарый, но значительно старше меня тогдашнего (мне до тридцати, ему к пятидесяти).

– Пожалуйста, Пролетарский бульвар.

– Ой, а где это?

– Позвольте, – говорю, – вы же таксист в Одессе, вам лучше знать.

– Ну да, – говорит. – Я в одесском такси двадцать два года, первый раз слышу про такой бульвар!

– Странное дело, – говорю. – А вот я в Одессе пятый раз и нигде, кроме Пролетарского бульвара, не был. Знаете, прилетаю утром, еду на Пролетарский бульвар и вечером обратно на самолет.

– Нет, вы серьезно? Ну, а хоть что там такое интересное, раз вы туда пять раз летали из Москвы?

– Одесская киностудия, – говорю.

Он хохочет, стучит кулаками по рулю, всхлипывает, утирает слезы.

– Послушайте, я сейчас умру! Кто вам сказал, что он Пролетарский?! Кто этот кусок идиота?

– У них такой адрес. – Я вынимаю из портфеля конверт. – Вот.

– Молодой человек, не смотрите на конверты! Отнесите этот конверт в сортир! Бульвар называется Французский! Поняли? Одесская киностудия стоит на Французском бульваре! Запомнили?

– Так мы будем ехать, – говорю, – или мы будем обсуждать географию?

– Будем ехать. На Французский бульвар.

И мы поехали.

У меня был старший брат, Леонид Викторович Корнилов. Он носил фамилию своей матери, первой жены нашего с ним отца. Он умер 5 ноября 2007 года, то есть уже два года как. Хорошие были поминки.

Мой брат был журналист незаурядный, причем не только и не столько пишущий (или берущий интервью) – сколько редактор. Опять же не в смысле работы над чужими текстами, а в смысле делания газеты. Он был из коллектива знаменитой в 1960-1970 годы газеты «Неделя» (приложение к «Известиям») – сначала ответственный секретарь, потом замглавного. Он был мастером создания номера, его архитектором, виртуозом сочинения полосы и разворота, гением шапок и подзаголовков, артистом рубрик и подписей к рисункам и фотографиям. Кроме того, организатором материалов. Это на самом деле редкий дар.

На поминках все об этом говорили.

Интересно было видеть этих стареньких зубров, журналистов семидесятых (и семидесятилетних сейчас – экое совпадение!). Да, это был особый народ, совсем другой, чем ныне, просто даже удивительно. Я говорю, конечно, не вообще о людях – я имею в виду именно журналистский цех. Другое отношение к профессии, другой стиль общения, все другое. Но и жизнь газеты в те времена тоже была совсем другая.

Это были люди, которые буквально жили газетой и в газете – буквально. Здесь были смысл, цель и радость их жизни, здесь был их дом: сюда они приходили с утра и уходили за полночь, здесь они ели и пили (часто и помногу, что немаловажно!), справляли все праздники, дружили, романились и даже умирали. Кругом был хоровод внештатных авторов, стажеров, студентов и городских сумасшедших (правдоискателей, писателей и изобретателей) – да, тогда ведь в редакциях не было пропускной системы.

Я это помню. Сам заходил в «Неделю» довольно часто.

Теперь все это кануло. Наверное, закономерно. Но все-таки жаль. Жаль хотя бы потому, что «Неделя» середины 1970-х и практически любой современный еженедельник с точки зрения нормального профессионализма (не говоря уже о простой интересности) – две вещи несовместные. Старая «Неделя» дает сто очков форы. Ну, что сделаешь. Музыка обратно не играет.

Вот я сказал, что-де раньше журналистика была хорошая. А теперь, значит, плохая. Это как бы подразумевается. И действительно, все кругом говорят про «желтую» прессу, про тупых и безграмотных журналистов. Вот, мол, раньше журналисты были гуманисты и властители дум. И вообще их уважали. А сейчас они пиарщики или клеветники. Циники-насмешники (в лучшем случае) или «сливные бачки» (в худшем). Или просто пишут про разных селебритиз на разных патиз… Бррр!

Спешу сделать некоторые уточнения.

«Неделя» была отличной газетой. И не она одна. И не только там были хорошие журналисты. Аграновский и Богат были выдающимися очеркистами. Голованов – великим научным обозревателем, Лацис – экономическим. Ну и так далее.

Но были и очень плохие журналисты. Неинтересные, косноязычные. Бесстыдно вравшие – про наше всеобщее процветание; про заботу партии о благе народа; про тяжкую судьбу трудящихся в странах Запада. Были статьи, хрестоматийные по подлости. Не говоря уже о бесконечных умолчаниях обо всем, о чем только можно было умолчать. Если уж сотни людей увидели 8 января 1977 года кровавую кашу и разбитый вагон, тогда публиковалась трехстрочная заметка: «На днях в московском метро произошел взрыв небольшой силы; имеются пострадавшие, которым оказана медицинская помощь».

Думаю, что в советских газетах вранья было еще больше, чем сейчас.

Могут сказать: «Это не они лгали! Это их заставляла власть!»

Но и теперешние журналисты лгут не из вредности. Кого заставляет хозяин, кого опять же власть.