Денис Драгунский - Плохой мальчик

Павел Григорьевич сказал:

– Нет, я художник Захаров. А художник Дейнека – да вот же он!

И показал на Александра Дейнеку, который стоял буквально в нескольких шагах и слышал весь этот разговор.

– Спасибо, – вежливо сказал незнакомый товарищ.

Подошел к Дейнеке и с размаху влепил ему по физиономии.

Повернулся и быстро вышел из зала.

С тех пор Александр Александрович Дейнека сильно невзлюбил Павла Григорьевича Захарова.

Хотя, казалось бы, так особенно не за что.

Некоторые мечтательницы любят порассуждать о том, в какую эпоху лучше жить. Мечтательницы уверены, что в XIX, а то и в XVIII веке было лучше – сплошные балы и кринолины, усадьбы и чаепития. Они забывают, что в те галантные времена их не пустили бы дальше людской. В лучшем случае.

Подавляющее большинство (90 процентов? 95 процентов? 99 процентов?) наших современников – наследники простолюдинов. Крестьян, мещан, войсковых казаков и инородцев в России было в сумме как раз 95 процентов. А дворянство, духовенство и купечество вырезали. Казачество, впрочем, тоже.

Но я почему-то вспомнил смешной случай.

Был у отца друг, режиссер и педагог Семен Ханаанович Гушанский. У него была жена, актриса Ирина Львовна Викторова (псевдоним; настоящая фамилия Троцкая).

Семен Ханаанович был человек прогрессивный и решительный. Одного своего гостя, который вдруг за столом стал выступать против линии ХХ съезда, он просто выставил за дверь. Сказал: «Я человек простой, сталинистов терпеть не могу; подите вон!»

Но при этом он был человек полностью советский. Он был убежден: все, что мы имеем, мы получили от советской власти. А всякие неприятности – это искажения и перегибы, с этим надо смело бороться.

Его жена была несколько другого мнения. Ее критика была несколько более, что ли, радикальной и фундаментальной.

Однажды они даже поругались при гостях.

– Где бы мы все были, если бы не революция?! – возмутился Семен Ханаанович.

– Не знаю, где был бы ты, – парировала Ирина Львовна, – а я была бы в Петербурге. При дворе! Мой папа был камергером, как тебе известно!

– Известно, известно, – пробурчал он и стал разливать гостям водку. – Не волнуйся, Ириша.

Надобно сказать, что у нас в СССР если не угнались кой в чем другом за иностранцами, то далеко перегнали их в умении засекречивать. Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашей секретности. Это я слегка перефразировал Гоголя.

Я помню, что на карте Подмосковья была неправильно обозначена дорога, соединяющая Калужское и Варшавское шоссе. В реальности она шла от 45-го километра, а на карте – от 38-го. Чтобы враг не догадался.

Некоторые важные учреждения назывались как бы с намеком. Именами разных суровых явлений природы: предприятие «Тайфун», завод «Ураган» и т. п. Понятно было, что там куется нечто грозное. Или разными абстрактными научными названиями: Институт прикладных физических технологий Другие назывались без намеков, просто и ясно: почтовый ящик Щ-85/991. Самые же суперсекретные назывались еще проще: институт, где директором Андрей Иваныч. Чтоб никто не вычислил.

Вот.

Одного моего знакомого послали в командировку в этот самый институт, где Андрей Иваныч командует. Институт находился на периферии, в городе N. Моего знакомого проинструктировали так: «Городок очень маленький. Как выйдешь со станции, сразу увидишь церковь. Напротив церкви скверик, за сквериком глухой забор, в заборе дверь. Это первая проходная».

Приехал. Городок, правда, маленький. Но зато буйно растут деревья. Березы, тополя и яблони со сливами. За густой листвой совершенно не видно никакой церкви.

Он подошел к какой-то тетке:

– Мамаша, а где тут у вас церковь?

– А церкви-то у нас нету, сынок! – И пошла по своим делам.

Остановил другую:

– Бабушка, церковь где?

– Церковь? Какая такая церковь? Никакой церкви!

Интересные дела.

Но недаром мой знакомый был опытным работником секретных отраслей. Он понял, что под церковью эти отсталые старухи имеют в виду действующий храм. А его начальство имело в виду церковное здание.

Тогда он спросил какого-то мужчину с добрым открытым лицом:

– Тут у вас где-то есть бывшая церковь…

– А тебе с какой целью? – перебил мужчина, пошатываясь.

– Я краевед, – сказал мой знакомый.

– Козел ты, и больше никто! – захохотал мужчина, рухнул в траву, положил руки под щеку и захрапел; он был мертвецки пьян.

Мой знакомый в тоске огляделся. По дорожке шла молодая женщина учительского вида.

– Простите, – бросился он к ней, – я ищу здание старинного храма, мне сказали, что где-то здесь недалеко.

– Да, совсем рядом, – сказала она. – Там за поворотом будет скверик, за ним секретный, военно-химический вроде, институт, и если стать к институту спиной, то напротив и чуть левее – храм. Сорока мучеников Севастийских. Давайте я вас провожу?

– Не надо, спасибо, – сказал он.

– Не за что, – грустно улыбнулась она.

– Разменяйте один доллар, пожалуйста!

Мужчина с неприятным лицом поднял глаза от газеты.

Перед ним стоял мальчик лет семи, протягивал долларовую бумажку. Мужчина огляделся. В проходе автобуса стояла изможденная домохозяйка, мама мальчика, судя по всему. Мужчина достал кошелек, отсчитал монетки, ссыпал их в ладонь мальчика.

– Спасибо! – сказал тот, отдал монетки маме, а она расплатилась с кондуктором.

Мужчина сунул доллар в кошелек, снова опустил глаза в газету.

Приехав на службу, он вошел в кабинет, сел за стол. Вытащил из кошелька этот самый доллар. Зажег настольную лампу.

Зазвонил телефон.

– Да, шеф, – сказал он. – Да, сейчас.

Прикрыл доллар тяжелым пресс-папье, вышел из кабинета.

Через полчаса вернулся. Поднял пресс-папье, взял доллар, обвел карандашом первые четыре цифры на номере купюры. Открыл сейф. Вытащил блокнот. Долго водил пальцем по рядам цифр. Хмыкнул. Снова запер блокнот в сейф. Призадумался.

– Мне тяжело это сделать, Бенни, – сказал Диксон. – Мы работаем с ней восемь лет, это не шутка, ты должен понять.

– Я понимаю, – сказал Бенни. – Ты ее любишь?

– Нет, – сказал Диксон. – То есть не важно. В смысле да.

– Ладно, – сказал Бенни, поднимаясь из-за стола. – Я пошел. Пока, дружище!

Выхватив пистолет, он выстрелил Диксону в голову, три раза. Тот повалился на бок, опрокидывая шкаф с посудой. В комнату вбежала красивая африканка и тут же наткнулась на пулю.

– Хорошая пара, – сморщился Бенни, глядя на трупы своих бывших агентов.

Бенни ликвидировали назавтра. Вместе с пилотом вертолета, который доставил его в Хараре. Поэтому подготовленный в глубокой тайне десант повстанцев был встречен огнем правительственного спецназа, а покушение на Мбеки опять провалилось. В Претории вроде бы случайно взяли Тинди Вьет. После небольшого дипломатического скандала ее отпустили, но операцию Хани-Мун пришлось отложить.