Андрей Аствацатуров - Люди в голом

— Я решил пойти на принцип, — говорил он знакомым. — Мы с Арчи должны быть в Гурзуфе самое позднее двадцатого мая. Что бы ни случилось: война, наводнение, отставка членов Политбюро — нас это не касается! Я еду в Гурзуф с Арчи, сижу там все лето до конца сентября и в городе торчать не собираюсь!

В конце концов, друзья устроили его на фиктивную должность. Иначе грозили неприятности: советская власть не поощряла тунеядства. И много лет по трудовой книжке он числился секретарем какого-то академика даже после того, как тот умер.

В детстве Арчи проводил в Крыму все лето и часть осени. Мы с мамой даже несколько раз снимали у них в Гурзуфе комнату. Она была крохотной и стоила дорого, но зато нам разрешали готовить и можно было избежать зависимости от точек местного общепита.

Именно тогда во мне родилось стойкое отвращение к крымским городам, крымским ресторанам, крымским туалетам, к отдыхающим в Крыму людям и к Черному морю, морщинистому незамерзающему «Понту», кишащему склизкими медузами. Отвращение, которое с годами не проходило, а, наоборот, делалось все сильнее. Впервые оказавшись в Крыму, еще подростком, я поразился различию между тамошними городами и Ленинградом. Нет, меня поразила не разница в размерах — такие мелочи в юном возрасте не замечаешь. Я удивился совсем другому.

Крымские городки, как и Ленинград, были расположены у моря. Но Ленинград возвышался над морем, над грязной, мутной лужей залива. Мне казалось, он стоял, обозревая окрестности, как мужчина, как хозяин, как страж, бдительно мигая по ночам огнями. Он стоял. А эти лежали, развалясь, как продажные девки, лениво и равнодушно зевающие в ожидании клиентов.

Поезд «Москва — Феодосия» приезжает прямо на пляж, выбрасывая новую партию клиентов-отдыхающих, готовых поменять здесь свои деньги на порцию радиоактивного солнца. А на пляже не протолкнуться! Повсюду — тела отдыхающих, красные, разваренные, мокрые, ворочающиеся, как жирные тюлени, чтобы лучше прожариться всеми телесами.

Кто-то из вас, дорогие читатели, возможно, помнит крымский общепит 1970-х годов и крымские туалеты. Что касается общепита, то в памяти возникает огромная летняя столовая в поселке «Планерское», которая называлась «Левада». Отдыхающие переименовали ее в «Блеваду», но регулярно посещали. Деваться было некуда. «Блевада» долгое время оставалась чуть ли не единственным пунктом общественного питания на весь курортный поселок.

Чтобы получить комплексный обед — подозрительно желтого цвета борщ, в котором плавали склизкие куски сала, и пригоревший со всех боков говяжий шницель, нужно было выстоять почти час на жаре в огромной очереди, а потом, удерживая в руках поднос с едой, рыскать по заполненному полуголыми телами залу в поисках свободного столика.

Говорят, в конце 1970-х годов Крым удостоил своим визитом сам Леонид Ильич Брежнев и произнес судьбоносную для местного общепита фразу: «В СТОЛОВЫХ КОРМЯТ НЕУКУСНО!»

Что, кстати, вопреки мнению тогдашних диссидентов, характеризует покойного вождя как человека в высшей степени сердечного и трогательно заботящегося о пищеварении обитателей вверенной ему обширной державы.

После этих слов точкам общепита было велено закупать мясо в частном секторе. Цены за обеды сразу взлетели с сорока копеек до полтутора рублей, но и качество еды на какое-то, весьма непродолжительное, время улучшилось. Рыбу путассу сменила более съедобная камбала, а подгоревший шницель из непонятно чего уступил место жаркому из кроликов (их местные повара называли «кролями»).

И все-таки крымский общепит меркнет в сравнении с крымскими туалетами. Кажется, я уже писал где-то о туалетах и даже легкомысленно предлагал их классифицировать. Лишь теперь, задним числом, я понимаю, что моя классификация, хоть и была одобрена большинством читателей, все ж таки никуда не годилась. В ней игнорировалось самое важное звено в мировой вселенной нужников. А именно — феномен крымского туалета.

Вы, наверное, помните, не можете не помнить, знаменитую фразу, сказанную киноактером Папановым киноактеру Миронову в фильме «Брилиантовая рука»: «Местом проведения опэрации под кодовым названием „Дичь“ выбран ресторан „Плакучая ива“. Строго на север, порядка пятидесяти мэтров расположен туалэт типа сортир, обозначенный на карте условными знаками „мэ“ и „жо“».

Те, кто отдыхал в 1970-е годы на курортах Крыма, сразу же поймут, о каком «туалэте» идет речь и почему прозорливые архитекторы расположили «туалэт-типа-сортир» не в самом ресторане «Плакучая ива», как того требовал здравый смысл и санитарно-гигиенические нормы, а чуть поодаль, в пятидесяти метрах. Итак, те, кого судьба хоть раз занесла в печальную Тавриду, меня поймут. Остальным я сейчас все растолкую.

С одной стороны, размещать «туалэт-типа-сортир» в пятидесяти метрах — явный просчет. Если отмечать премию (дай бог не последнюю!) и запивать водку пивом, разбавленным той же водкой, то дойти до этого туалэта сил не хватит. Ты останешься на месте, поскольку пятьдесят метров в таком состоянии уже не преодолеть, и к тебе за столик подсядет пьяный толстомордый субъект. Он битый час будет втолковывать, что ежели тебе усы — так ни дать ни взять вылитый Володька Дрынкин. Но тебе не до Володьки с его усами — у тебя очень мало времени, и самое время освежиться. А «туалэт-типа-сортир» слишком уж далеко: в пятидесяти метрах, строго на север…

Но, с другой стороны, при таких делах, может быть и хорошо, что «туалэт-типа-сортир» не прямо под носом, а в пятидесяти метрах.

При каких это «делах»?

На минутку отвлекитесь и представьте себе его изнутри. Крымский «туалэт-типа-сортир» — это вам не туалет в гостинице «Европейская», куда даже сходить боязно — все время чувствуешь себя виноватым. «Туалэт-типа-сортир» — это круглая дырка в черном полу с налипшими по краям продуктами человеческой жизнедеятельности. Она работает не хуже любой уличной жрицы и за сутки успевает обслужить, наверное, около сотни отдыхающих. А таких суток за один сезон набирается, знаете, сколько? Около нее, правда, не задерживаются. Дело даже не в насекомых, которые устали жужжать над этой дыркой и норовят сделать перерыв, ненадолго передохнуть на твоей физиономии, как правило, в районе носа. Дело не в них. Дело в запахе, ужасном смраде, струящемся из туалэтного отверстия и смешивающегося с запахом побеленных стен и хлорки.

А вы думали, почему туалэт находится в пятидесяти метрах? Все из-за запаха. Он пропитывает одежду, прилипает к телу, остается в волосах. Ты выходишь из туалэта, распространяя вокруг себя аромат протухших каловых масс, невыносимый дух Крыма. С водой на полуострове перебои, и ближайшие несколько дней душ принять тебе, по всей видимости, не светит. Пока ты проходишь снова эти сорок метров, что разделяют «туалэт-типа-сортир» и ресторан, запах частично выветривается. Можно безбоязненно вернуться на свое место к приему пищи, не рискуя испортить аппетит окружающим.