Александр Кондратьев - Сатиресса. Мифологический роман

Склонясь над ней, жадно впился поцелуем в ее белую грудь молодой мохнатый сатир. Когда Аглавра открыла глаза, он в испуге отпрянул и пытался скрыться в кустах.

Негодуя, с криком гнева и мести, вскочив, метнулась за ним сатиресса. Сатир побежал к реке и с шумом бросился в воду. Кругом полетели брызги… Аглавра склонилась к земле, ища тяжелый камень, но сатир уже скрылся в гyстой чаще тростников, и лишь колыханье вершинок обозначало его поспешное бегство.

С резким криком взлетела и потянула вдоль над рекой серая цапля.

— Пирсотрихе — привет! — громко сказал Гианес, появляясь на вершине скалы над небольшим ущельем.

Под ним у входа в свою пещеру, свернувшись в комочек, лежала сатиресса, лишь к утру вернувшаяся домой.

Проспав немного у себя на жесткой соломе, Пирсотриха, разбуженная пением птиц, выползла из своей темной норы, посидела на солнышке и снова заснула на успевшей согреться земле… Ей снилось, что она покрыта не всклокоченной рыжей, а снежно-белой мягкой шерстью, что голова ее украшена розовым венком, что она не сатиресса, а золотистобородый сатир и в замужество с ней стремятся все юные нимфы реки Кинеиса и горных ручьев. Пирсотриха выбрала уже себе одну из них и собирается отпраздновать свадьбу. На торжество стеклись отовсюду сатиры, сатирессы и фавны; горные нимфы прислали хор, а маленькие паниски с флейтами сидят на деревьях и заливаются, как жаворонки… Юная стройная нимфа, прижимаясь к Пирсотрихе и впиваясь в своего жениха синими большими глазами, трижды обходит рука об руку с ни испещренный священными знаками высокий брачный камень… И вдруг чей-то голос оторвал сатирессу от ее сладкого сна.

Недовольно хмурясь и протирая глаза, уселась она, глядя вверх, откуда раздались приветственные громкие слова.

На уступе скалы, свесив мохнатые ноги, сидел, задумчиво глядя на рыжеволосую деву, ее давнишний знакомый, юный сатир Гианес. Недовольным голосом, сердито обратилась к нему Пирсотриха:

— Слушай, ты, мальчишка, мешающий спать утомленным, к чему пришел ты меня беспокоить? Или ты забыл, что между нами все кончено… Неужели ты хочешь, чтобы я исполнила свою угрозу и подвергла тебя позорящей каре?!.

— Ты не сделаешь этого, Пирсотриха! Мы с тобой были когда-то так дружны…

— Да, были, но теперь ты не друг мой. Зачем ты явился сюда непрошеный?

— Я пришел посмотреть на тебя, о Пирсотриха. Мы давно не виделись. Я хотел бы знать, хорошо ли ты живешь и как веселишься…

Искренний, слегка грустный тон Гианеса подкупающе подействовал на его бывшую подругу. Сатиресса, помолчав немного, начала изливаться в горьких жалобах.

— Хорошо ли живу я?! Ты сам знаешь, как я живу. То же твердое ложе в темной низкой норе, в которой совестно даже принимать гостей. Недавно одна нимфа не успела ко мне влезть, как тотчас же запросилась обратно. Она ссылалась на то, что у меня слишком блестят глаза в темноте и и страшно…

— Что же, ты отпустила ее?

— Да, она скоро от меня ушла… Ты представить себе не можешь, как эти нимфы капризны и несносны.

— Мы, сатиры, не обращаем на это внимания; когда женщины чувствуют силу, они перестают быть капризными, — важно произнес Гианес.

— Это твою-то силу чувствуют женщины?! Или ты забыл, как в прошлом году колотила тебя Амфиноя? Ты сделался хвастлив, Гианес, как лесной зобатый петух.

— Нет, я не хвастаю. С некоторых пор я заметил, что женщины, кто бы они ни были: смертные, дриады, горные нимфы или даже гамадриады, — быстрее всего покоряются, если чувствуют власть. Я убежден, что они даже любят уступать насилию…

— Может быть, ты и прав, мальчишка, но я не из таких. Когда старый хромой циклоп из Черного Ущелья поймал меня за косы (я тогда их носила), я тотчас же вышибла ему камнем два передних зуба. Он выплюнул их вместе с кровью и заревел, как старый козел… Кровь и слезы текли у него по длинной седой бороде, а сам он так и трясся от досады…

— Будь посильнее твой циклоп, ты не отделалась вы так дешево…

— Да, случалось и мне терпеть обиды. В особенности когда я была красивее и моложе… Теперь я сама обижаю… Но расскажи мне, как поживаешь ты? Что такое случилось недавно в ваших краях? Что за сатиресса появилась на берегах Кинеиса?

— Кто она такая, я не знаю этого, о Пирсотриха. Говорят, будто она тайная дочь Артемиды и Пана… Белоснежная мягкая шерсть на ногах… На голову выше тебя. Лицом подобна богине… Нимфы от нее без ума, хотя и скрывают это. Теперь ее подруга маленькая Напэ. Ты, кажется, никогда не видела этой кроткой девочки. Она такая послушная… Прежде за ней ухаживал сын Керкиона, Антем. Ты его видела. Он пас деревенское стадо и, говорят, не дал тебе увести однажды козла… Когда белая сатиресса его убила, юная Напэ очень быстро и подчинилась и теперь повинуется ей во всем… Она такая послушная, эта девочка…

— Я слышу волнение в твоем голосе, Гианес. Ты со мной неоткровенен. Вероятно, тебе понравилась эта девчонка?

— Ах нет, Пирсотриха! Я совсем ее не люблю.

— Посмотри мне в глаза… Не верю! Твое лицо изменилось и похудело, как у влюбленных. Ты смешон, дорогой мой. Удивляюсь, как мог ты иметь успех когда-либо у нимф гор и лесов… Впрочем, я тебя помню, ты всегда любил шляться по ночам, когда тебя трудно было разглядеть и легко смешать с другими… Так она беленькая, эта новая сатиресса?

— Да, у нее совсем светлые волосы, темно-карие глаза, неподвижное лицо и белое тело. Уши у нее не такие длинные, как у нас, и вовсе нет бородавок на горле. Она страшно сильна и недавно еще победила в единоборстве одного сатира… Он вынужден был прыгать от нее в Кинеис.

— Глубоко было в том месте?

— По пояс, и около берега было довольно грязно. Сатиресса боялась замочить или запачкать свою белую шерсть, а потому и не прыгнула в воду вслед за ним. Кажется, она стала искать на берегу камень, а сатир в это время успел скрыться в тростнике.

— Ты врешь, мой друг, и что-то скрываешь… Где же встречаются эта девчонка и сатиресса?

— «На песчаном мысу, где растут тростники, недалеко от устья реки», — запел вполголоса Гианес отрывок из какой-то человеческой песни; затем он засмеялся неестественным, деланным смехом и убежал.

Молча и пристально глядела ему вслед Пирсотриха.

«Мальчишка влюбился в эту белую сатирессу. Впрочем, нет, сатиры редко нас любят. Скорее всего, ему нравится та молоденькая нимфа, о которой он говорил… Надо будет ее посмотреть», — думала сатиресса, почесывая свои плоские мохнатые бедра.

Гианес лежал на нагретой солнцем скале и травкой дразнил богомолку. Насекомое отмахивалось передними лапами, сердито пятилось, но вовсе покидать место, где находилось, не желало.

«Вероятно, как я, поджидает кого-нибудь», — подумал молодой сатир и прислушался… По сторонам трещал сплошной хор кузнечиков; в соседней долине блеяли козлята; в небе пищал, плавая на широко раскинутых крыльях, высматривающий добычу ястреб.