Александр Кондратьев - Сатиресса. Мифологический роман

Сзади, а также с боков приближался бешеный топот…

— Теперь не уйдешь! — прохрипел кто-то злобно у нее за спиной…

Резкая боль в корнях волос у затылка… И сразу несколько рук схватило Аглавру.

Сатиресса рванулась, но мощный Дорил крепко держал ее за белокурые косы. Кто-то больно вцепился и ломал левую руку, правой овладел подлетевший Сфенел. Аглавра стала брыкаться, но тут на нее со всех сторон посыпались удары кулаков и копыт… Кто-то схватил ее за ноги — покрытое синяками и ссадинами тело беспомощно извивавшейся Аглавры было растянуто в воздухе…

С окровавленным, разбитым лицом, приплелся Ифиной и требовал мести.

Он первый хотел насладиться криками жертвы.

— Ифиной прав, — произнес Кораск, — держите ее крепче, товарищи, а ты не давай ей пощады!

— Артемида! — в ужасе прошептала Аглавра…

В ночной тишине из копошившейся кучи кентавров слышался грубый смех и раздирающие стоны.

Хотя и с трудом, Ифиной отомстил за себя; остальные — за погибшего Эвгенеса. Чернобородый Коракс был последним.

Когда он перестал мучить сатирессу, та уже не шевелилась и не кричала.

— Бросьте ее! — сказал он.

Четыре державших деву кентавра отпустили ее растянутые члены, и белокурая сатиресса тяжело упала на землю.

Рыжебородый Дорил толкнул копытом покрытое ссадинами тело Аглавры и знаком пригласил товарищей следовать за ним…

Запрокинув головы, они помчались через поля, туда, где небо начинало сереть. Длинные волосы кентавров развевались по воздуху. Ветер свистал в ушах, а черные пышные хвосты били по бедрам.

Кто-то захохотал, и подобный ржанию смех далеко пронесся по пустынной равнине.

Был вечер. Солнце садилось, и алый пожар его виднелся из-за горных вершин. Сплошная тень властно легла на равнину. Потемневший ручей слабо журчал среди молчаливых прибрежных кустов. В густой, сильно примятой траве, на взрытой копытами кентавров земле неподвижно лежала, раскинув члены, Аглавра.

Белое тело дочери Пана было покрыто следами страшных ударов. В правой руке она сжимала прядь длинных черных волос из чьего-то хвоста. В золотисто-белой шерсти на ногах виднелись темные пятна спекшейся крови. Светлые косы красавицы разметались по мокрой, втоптанной в землю траве…

Глаза сатирессы были закрыты, рот полуоткрыт, и на лице застыло выражение муки…

В трех шагах от бездушного тела, подобно черному камню, уткнув подбородок в колена, сидел Гианес.

Он глядел на ту, кого так любил, ради кого забыл даже священную месть за лучшего друга… Юный сатир прибежал слишком поздно, когда крики Аглавры уже стихли и кентавры, насытясь убийством, с диким ржанием тесной толпой ускакали к своим ожидающим женам… Целый день Гианес просидел неподвижно, и слезинки сверкали на его печальных карих глазах… Кругом быстро темнело. Всколыхнув траву, прошелестел в прибрежных кустах ветерок. Где-то вблизи прокричал мелодично ворон. Рассекая со свистом воздух, пролетели к морскому берегу дикие утки. В потемневшей листве давно уже стрекотали ночные кузнечики… Тело Аглавры белым пятном выступало из мрака.

Молодой сатир грустно сидел возле нее, охватив руками колени.

«Дочь богини, такая же статная, как и ее серебристая мать, погибла, — шептал он себе самому, — она исчезла для лона земли, как исчез убитый ею Антем, как исчезают все отжившие люди и полубоги. Беспощадное время захлестнуло ее своей могучей волной… Никогда больше я не увижу, как мелькает между деревьями в погоне за быстрым оленем ее стройное белое тело, не услышу больше, как ночью она беседует с диском луны и поет свои печальные гимны… Пусть она меня никогда не любила, пусть гнала от себя, пусть хотела убить — мое сердце осталось тем же, и в последний миг я не уйду от моей гордой красавицы, не взяв от нее поцелуев, которыx так долго, с мукою в сердце желал…»

Солнце скрылось бесследно. Багряный пожар на горных вершинах угас. Наступила черная ночь. Очертания кустов расплылись в общей, всепроникающей тьме…

Тело Аглавры белым неясным пятном манило из мрака.