Mike Lebedev - 94, или Охота на спящего Единокрыла

Зато теперь почти понятно, отчего в комнате сидели двое, и какие тягостные мысли синхронно обуревали их. И отчего был темен вечер, и отчего был стыл февраль, и отчего так горек был любимый их в ту пору «Слънчев бряг». Сданная с переменным успехом уже седьмая по счету сессия полностью выхолостила их физические силы, а заслуженные тем каникулы — силы моральные, подведя заодно и жирную черту под накопленным кое-как на «соцопросах» финансовым жирком. С утра герои (уже хочется писать это слово с большой буквы, вот так: Герои) в тщетной попытке обрести душевное равновесие посетили выставку «Митьки в Москве», дабы проникнуться там идеалами бессребреничества и приобрести навыки жития на рубль в месяц. Но в конце посещения громом раздалось известие о том, что митьки бросили пить… а непьющий митёк — это звучало почти так же кощунственно, как и «богатый студент», так что полученного запала хватило ненадолго. И тогда, на исходе заключительного дня зимних каникул, Старина, раз-

лив по стаканам остатки чудесного болгарского пойла, трижды рубанул рукою воздух и выпалил то бессмертное, что давно и неумолимо витало уже в атмосфере:

НАДО!!!

ИСКАТЬ!!!

РАБОТУ!!!!!!

Забегая вперед. Забегая вперед скажу, что аля смягчения наиболее драматичных эпизодов и отчасти уберегая этим читателя от глубоких нервных потрясений, мы будем давать небольшие временные «врезки», которые так и будут называться — «Забегая вперед». Пока же, забегая вперед, сообщу кратко: всё у этих ребят в дальнейшем будет хорошо).

Несмотря на все многочисленные уверения в обратном, не существует никаких четких внутренних или внешних признаков, позволяющих с уверенностью отличить настоящего охотника на единокрыла ото всех прочих. Признаков как «внешних», что теоретически могли бы позволить «прочим» авторизовать охотника в толпе. И признаков «внутренних», с помощью которых одинокий охотник мог бы отыскать себе подобных. То есть, случись два охотника рядом — скорее всего они так и разойдутся, не узнанные друг другом. С другой стороны, вероятность указанного события так и так исчезающе стремится к нулю. Печалиться, впрочем, не стоит: методы охоты каждого настолько индивидуальны и глубоко личностны, что всякий обмен мнениями по титульному вопросу едва ли оказался бы для них взаимополезен…

Отчасти этот парадокс объясняется тем простым фактом, что процесс «рождения» охотника не обладает четко очерченными свойствами ни дискретности, ни наоборот — протяженности во времени либо пространстве. Он никогда не случается «здесь» либо «сейчас». Появлению охотника на единокрыла не предшествует никакая подготовительная «инициация», и оно никогда не является следствием мгновенного дельта-просветления. Жизнь не раскалывается надвое, на «до» и «после», и никто не теряет бывшего прошлого и не приобретает иного будущего. Подлинный, аутентичный охотник всегда уверенно ответит на вопрос «да или нет» — но едва ли скажет «когда», и уж тем более — «почему». Он твердо знает про себя лишь одно: то, что он охотник — и то, что когда-то им не был. И что когда-то однажды он понял вдруг, что он — это он, И давно им был, просто как-то не замечал, и это теперь — навсегда. И — навсегда уже поздно.

Именно так, если верить очевидцам, и воспаряет над тобою однажды спящий единокрыл, закрывая глазами полнеба…

…Последовавший за описанным вечером первый учебный день весеннего семестра по праву вошел в анналы как один из наиболее длинных дней в новейшей истории. Еженедельное трехчасовое шоу профессора Падингтовича, посвященное высоким процессам внутренней гидродинамики Океана, тянулось, казалось, половину вечности. Складывалось полное ощущение, что маститый ученый будто бы предчувствует, что кое-кого из своих питомцев он вскоре будет видеть значительно реже. И теперь, напоследок, стремится передать им всё то разумное и доброе, что накопило человечество о внутренних волнах, плюс еще немножечко заглянуть, так сказать, за горизонты непознанного и дать короткий прогноз развития отрасли на ближайшие двадцать-тридцать лет. Известное нам из механики жидкостей и газов выражение «сплошная среда» на глазах обретало прямой, бытовой смысл.

Было отчего изводиться ужом одному из героев. Старина, приписанный к иной, более «земной» в некотором роде «базе», имел этот день законным выходным (культурно это именовалось «днем самостоятельной исследовательской работы »). И это прекрасное время он любезно пообещал потратить на то, чтобы ПОДУМАТЬ. И даже, возможно — что-то ПОИСКАТЬ. Прекрасно зная огненно-деятельную натуру старика, можно было не сомневаться: самое не позднее чем через час после его пробуждения что-нибудь уже будет придумано. А еще спустя час-полтора — вполне возможно, что и найдено. Само собой, мне и секунды не терпелось выяснить, что же именно — и какое место в новом блистательном «проэкте» будет отведено второму со-пайщику процесса.

Наконец, исписав минимум восемь «досок» и с трудом отыскав где-то в левом нижнем углу свободное место, доктор всех мыслимых физических наук Падингтович поставил финальную точку. В глазах его в этот момент читалась легкая грусть, будто что-то из глубоко личного и наболевшего так и осталось им невысказанным — и мы пулей вылетели на улицу…

День, как и подобало, выдался прекрасен. Февральское солнце с самой нижней точки траектории вдруг выстрелило прямо в глаза холодным, густым светом. И тотчас будто бы оплавившийся снег засверкал ему в ответ миллионами ощетинившихся льдинок. Соскочив с троллейбуса от улицы Т-кина, автор весело скакал к общаге на улице Ч-ской… за последующие четыре месяца я еще тысячу раз проскачу этой ничем не приметной дорогой мимо неизвестного забора — причем в самых разнообразных настроениях, от чувства полного и единоличного обладания Миром до глубоко и немедленно суицидального и обратно… но всё это будет потом, и я этого еще не знаю… пока же я стремительно, не доверяя даже лифту, взлетаю на пятнадцатый этаж, распахиваю дверь и…

Курбский в свойственной и исключительно присущей ему манере неподвижно медитировал, сидя на столе и свесив ноги в полуоткрытую створку окна (пятнадцатый этаж, напомню) — но даже со спины было заметно происходившее в нем внутреннее движение.

— Ну ?!!! — выпалил я, не в силах более терпеть.

— Есть, — Старина, не повернув головы, многозначительно поднял руку и повторил еще раз: Есть! После чего развернулся и, выдержав мхатовскую паузу, веско произнес:

— Это будет Продукт!

Потрясенный, я, откровенно говоря, так и сел. Солнце за окном, как это возможно лишь зимой, в ту же секунду стремительно скрылось, напомнив известный тезис, что тьма также распространяется со скоростью света. Продукт??? Определенно, за истекший период Старина, на мой взгляд, мог выработать что-нибудь более оригинальное…