Грэм Грин - Человеческий фактор

Незнакомец извинялся за то, что ее еще не переправили к мужу. Это можно было бы устроить немедленно, если бы она поехала одна: с ребенком почти нет надежды провести ее через паспортный контроль, какие бы безупречные ей не дали документы.

– Я не могу оставить Сэма одного, – сухим от отчаяния тоном произнесла Сара, и незнакомец заверил ее, что «со временем» они найдут возможность переправить и Сэма. Если она доверится ему… И он начал давать ей завуалированные указания, где и как они могли бы встретиться: взять с собой только ручную кладь… теплое пальто… все, что ей потребуется, можно будет купить там… но она сказала:

– Нет, нет. Я не могу уехать без Сэма. – И бросила трубку.

А теперь вот Сэм заболел, и возникла эта таинственная «опека Канцлерского отделения Высшего суда», – слова эти преследовали ее, пока она шла к себе в спальню. Мальчика словно собирались поместить в приют. А можно ребенка насильно поместить в приют, как насильно отправляют в школу?

Спросить было не у кого. Во всей Англии она никого не знала, кроме миссис Кэсл, мясника, зеленщика, библиотекаря, школьной учительницы… ну и, конечно, мистера Боттомли, который то и дело возникал на ее пути – у входа в дом, на Главной улице, даже по телефону. Он так долго жил в Африке, что, возможно, чувствовал себя легко и свободно только с ней. Он был очень любезен и очень любопытен и то и дело изрекал благочестивые пошлости. Интересно, что бы он сказал, если бы она попросила его помочь ей бежать из Англии.

Наутро после пресс-конференции Мориса позвонил доктор Персивал – из, казалось, довольно странного побуждения. Морису якобы полагались какие-то деньги, и там, на службе, хотели выяснить номер его банковского счета, чтобы перевести их, – похоже, они старались быть в малом до скрупулезности честными, хотя потом Сара подумала, не испугались ли они, что денежные затруднения могут подвигнуть ее на какой-то отчаянный шаг. Могло это быть и своего рода взяткой, чтобы она сидела на месте. Доктор Персивал сказал ей – и голос его звучал, как у семейного врача:

– Я так рад, что вы ведете себя разумно, моя дорогая. Будьте разумной и впредь. – Вот так же он мог бы посоветовать: «Продолжайте принимать антибиотики».

А потом, в семь часов вечера, когда Сэм спал, а миссис Кэсл в своей комнате «припараживалась», как она это называла, к ужину, – зазвонил телефон. В такое время мог звонить мистер Боттомли, но звонил Морис. Слышно было так хорошо, точно он говорил из соседней комнаты. Сара в изумлении спросила:

– Морис, ты где?

– Ты же знаешь, где я. Я люблю тебя, Сара.

– И я люблю тебя, Морис.

– Говорить надо быстро, – предупредил он, – связь может прерваться в любую минуту. Как Сэм?

– Немного нездоров. Но ничего серьезного.

– А Борис сказал мне, что он здоров.

– Я не говорила ему. А то возникла бы еще одна сложность. Их и так безумно много.

– Да. Знаю. Передай Сэму привет.

– Конечно, передам.

– Мы можем теперь уже не говорить иносказательно. Они будут всегда нас слушать.

Воцарилось молчание. Сара решила, что Морис отошел от аппарата или что их прервали. А он вдруг сказал:

– Я ужасно скучаю по тебе, Сара.

– Ох, и я тоже. Я тоже, но я не могу оставить здесь Сэма.

– Конечно, нет. Я могу это понять.

У нее импульсивно вырвалось, о чем она тут же пожалела:

– Когда он станет немного постарше… – Это прозвучало, как обещание на далекое будущее, когда оба они уже состарятся. – Потерпи.

– Да… Борис тоже так говорит. Я потерплю. Как мама?

– Мне бы не хотелось говорить _о ней_. Будем говорить о нас. Расскажи, как ты там.

– О, ко мне тут все очень добры. Дали кое-какую работу. Они благодарны мне. Гораздо больше, чем я заслуживаю, – я не собирался для них столько делать. – Он произнес что-то еще, чего она не поняла из-за треска на линии… что-то насчет вечного пера и булочки с шоколадной начинкой. – Мама была не так уж далека от истины.

Сара спросила:

– У тебя есть друзья?

– О да, я не одинок, не волнуйся, Сара. Тут есть один англичанин, который раньше работал в Британском совете. Он пригласил меня весной приехать к нему на дачу. Когда наступит весна, – повторил он голосом, который она еле узнала: это был голос старика, совсем не уверенного в том, что он дождется весны.

– Морис, Морис, – сказала она, – пожалуйста, не теряй надежды. – Но по последовавшему за этим долгому молчанию она поняла, что связь с Москвой оборвалась.