Юрий Мухин - Три еврея

— Тут нужно понять, что Петруша всех нас считает идиотами, неспособными предложить ничего правильного. Поэтому с ним нужно действовать наоборот — никогда не предлагать ему правильное решение, иначе он его забракует. Нужно предлагать ему херню, он все равно ее смысла не поймет, но раз ты ее предложил, значит, он объявит это негодным. И тогда ему можно подсунуть и нужное решение, но так, чтобы оно исходило не от тебя. Тогда он за него-то и ухватится. — Далее Глеков рассказал конкретный пример, в котором я забыл фамилии и даю их условно. — У меня в литейке уволился начальник, единственный, кто его мог заменить — Петров. Но если я прямо предложу Петрова Топильскому, то он его никогда не назначит, более того, сочтет, Что Петров близок ко мне, и начнет его шельмовать. Поэтому я прихожу к Петруше и говорю, что есть глупое мнение назначить начальником литейного цеха Петрова, но я категорически не согласен, кроме того, и Петров не хочет становиться начальником. Поэтому я предлагаю назначить Сидорова. Петруша, естественно, ни того, ни другого не знает, но он пожевал сопли и объявил, Что я — дурак, работать с людьми не умею и кадры в БРМЦ не знаю. Поэтому Петруша назначит начальником литейного цеха Петрова, а если тот не захочет стать начальником, то Петруша его заставит. Все, он принял то решение, что и надо было, — закончил свою поучительную историю Глеков.

Все это, конечно, логично, но как в жизни работать таким образом? Ведь основную массу вопросов нужно докладывать директору немедленно и немедленно предлагать вариант решения. Ну, когда тут разработаешь хитроумные планы для этого придурка?

Когда я в 1973 году приехал на завод, с завода уже шло увольнение специалистов, хотя завод в то время работал еще прекрасно, и премии были регулярно — ведь Друинский свое дело знал и делал. И все специалисты уходили по одной причине — невозможность работы с Топильским. Поскольку я тогда с главными специалистами непосредственно не работал, то мне трудно вспомнить их фамилии, но могу гарантировать, что начальник цеха № 4 Березко ушел из-за него. За ним следующий начальник этого цеха, сильнейший технолог Мустафа Адаманов, тоже ушел из-за Топильского. Из-за него уволился и зам по быту Иванов, увезя с собой и жену, зама начальника химлаборатории ЦЗЛ. Из-за Топильского ушел и главный механик Глеков, который, казалось бы, знал, как с Топильским работать. Уход специалистов с завода был повальным. Я, сам того не желая, сделал в ЦЗЛ очень быструю карьеру именно потому, что из-за Топильского ушли Н.В. Рукавишников, Н.П. Меликаев и даже А. А. Парфенов, так и не дождавшийся снятия с должности самого Топильского. Уходили те, у кого нам, молодым, надо было бы еще учиться и учиться.

Мы очутились как бы на фронте. Из какой-то давно читанной книжки запомнил, что во Вторую мировую войну в американской армии смерть одного майора давала возможность повыситься в должности 40 человекам. Это многовато, но сам результат несомненен. Что значит, что с завода ушел главный механик? Это значит, что на его место назначается, скажем, начальник БРМЦ, на место того — начальник какого-либо из ремонтных цехов, на место начальника цеха — старший мастер, на его место — мастер, на место мастера — бригадир, а бугром становится простой слесарь или электрик. То есть уволился один специалист, а сразу шесть должностей на заводе заняли неопытные люди. А при такой их неопытности она била очень сильно в первую очередь по ним самим, во вторую — по Друинскому, а в конечном итоге била по заводу — по количеству выпускаемой им продукции.

Если человек неопытен, то ему требуется больше времени, чтобы разобраться с теми вопросами, по которым его должность требует принимать решения. Но когда речь идет о руководителях и когда решения нужно отдавать аварийно, то промедление в принятии решений означает, что рабочие в это время не получают нужных команд и ликвидация аварии затягивается. Неопытный руководитель в конце концов рискует дать собственное решение, а оно из-за неопытности может быть не лучшим, а это, как минимум, затягивает дело. Наконец, неопытный подчиненный постоянно обращается за советом к вышестоящему начальнику, и тот, вместо того, чтобы обдумывать стоящие перед ним проблемы, вынужден вникать в проблемы своего подчиненного, чтобы помочь ему. Перегруженными работой и испытывающими жесточайший цейтнот оказываются все шесть инстанций, осчастливленных повышением в должности, одновременно добавочная работа падает на того, кто замыкает на себе всех специалистов завода — на главного инженера. Друинский тратил годы добавочного труда, чтобы подготовить и дать научиться самостоятельно работать главному механику, но тот увольняется, и вся эта работа идет прахом — нужно все начинать сначала. А через пару лет, когда, казалось бы, на нового главного механика уже можно положиться и немного вздохнуть, Топильский добивает и его своей придурью, и тот в свою очередь уходит с завода. И Друинскому все нужно начинать сначала.

Завод стало лихорадить: мы уже не каждый месяц выполняли план, хотя инженеры завода, особенно цеховые, работали чуть ли не сутками. Потом к плану двух уже освоенных цехов (№ 2 И № 4) на бумаге добавилось производство двух цехов с уникальным, еще нигде не опробованным оборудованием, плюс цеха по обеспечению этих цехов шихтой, тоже с еще неопробованной проектной мощностью. Завод упал в такую глубокую яму, в которой у работников завода стали повсеместно опускаться руки, а министерские умники, на глазах которых это все происходило, не нашли ничего умнее, чем ввести в оборот термин «ермаковщина», Как крайнюю степень интеллектуально-психической деградации работников предприятий. И то сказать, что видимость оснований для такого термина была.

Невыполнение плана — это, когда план выполняется на 95–98 %. (Не выполняет план на 1 % только идиот, как и перевыполняет его на 5 % тоже идиот — резервы от начальства нужно прятать.) Мы же выполняли план на 70–80 % и даже, скорее на 70, чем на 80. Это совершенно исключало какие-либо надежды, что мы в обозримом будущем сумеем его выполнить и получить причитающиеся за это 40 % премии. К увольнению с завода специалистов добавилось бегство всех, кто мог. В округе, к нашему счастью, не было металлургических предприятий, поэтому кое-какие кадры рабочих-металлургов еще оставались, а слесари, электрики, сварщики, машинисты, крановщики и т. д. и т. п. разбегались кто куда — хоть в совхоз, лишь бы не на этом долбаном заводе. Из 5 тысяч человек штата на заводе не хватало около тысячи. Причем убегали опытные мастеровые, которых охотно принимали на работу в округе, а они все уже получили квартиры на заводе, которые, естественно, оставляли за собой, либо меняли, либо продавали. (Продать государственную квартиру было нельзя, но если очень хотелось, то было можно: за деньги прописывался в квартиру будущий ее владелец, а продавец выписывался.) К всеобщему развалу производства добавился еще и кризис жилья — теперь уже невозможно было привлечь работников перспективой быстрого получения квартиры.