Юрий Мухин - Три еврея

И вот я, довольный, сижу в кабинете, думая, как же эти сукины дети вместе с прокурором будут выпутываться из этой ситуации (они, само собой, сделали вид, что этот номер газеты не читали), и тут заходит ко мне Топильский, как я полагал, что-то выписать. Но у Петруши в руках был номер многотиражки с решением суда и моим комментарием. И он завел разговор об этом решении. Я, как дурак, стал ему радостно объяснять суть дела с уничтожением памятника и с признанием судом преступности власти, он вроде бы меня слушал, но после моей тирады вдруг ткнул пальцем в цифры в решении: «Но все же тебя оштрафовали!» Я взглянул на Петрушу — он ликовал! А как же — с Мухина же такие деньги содрали!

…твою мать! — подумал я. — Как же мало тебе нужно для радости!

Что же касается Друинского, то сначала мне бы хотелось остановиться на его, так сказать, простой человеческой невезучести. Я уже писал, что мне, начиная с первых часов моей самостоятельной работы после школы, всегда везло с прямыми начальниками, даже Масленников, хотя был как человек сволочным, но как к начальнику я не помню к нему претензий. А Друинскому на начальников категорически не везло.

Вот он пишет о своих трудностях в работе с ректором Павлодарского индустриального института, по обыкновению щадя его. Я с этим ректором встречался один раз, но он меня так поразил, Что оставалось Михаилу Иосифовичу только посочувствовать.

Как я понимаю, это был «Топильский-2», они даже выглядели похоже — ректор был довольно высокий и без излишней полноты. А встреча с ним была такой.

Позвонил мне Масленников, сообщил, что у него в кабинете ректор Павлодарского индустриального, который просит в нашем экспериментальном цехе проверить какую-то серьезную идею. Посему мне надо срочно прийти, забрать у Масленникова этого посетителя, провести его в экспериментальный и там, на месте оценить, что нужно будет закупить, где расположить установку и что еще потребуется для проверки этой идеи ректора.

Привожу его в экспериментальный, садимся за стол, и я начинаю расспрашивать о сути того, что мне предстоит сделать. Ректор как-то непонятно темнит, но все же рассказывает, что речь идет о революции в области производства меди электролизом. Медь и электролиз — это не наше, это Минцветмет, но революция — это интересно. Поскольку он уверял, что все эксперименты уже проведены в институте и теперь нужна полупромышленная установка, то я прошу его нарисовать эскиз и электрическую схему. Он рисует, и мне как-то сразу все перестало нравиться — уж больно схема была примитивна, как из школьного учебника: сеть — трансформатор — выпрямитель — электроды в ванне электролиза. Так в чем же суть революции? — начал допытываться я. Ректор темнил, я настаивал, угрожая, что не буду заниматься тем, чего не понимаю. И он, в конце концов, сообщил, что вот по этой схеме у него мощность в электролизной ванне получается больше, чем та электрическая мощность, которую установка забирает из сети. Таким образом, часть меди будет получаться бесплатно с точки зрения затрат электроэнергии.

После этих слов я начал к нему присматриваться.

— Но ведь у вас получается, что КПД этой установки больше единицы?

— Да! — гордо ответил он, удивив меня чрезвычайно, поскольку с такими дубами я еще не встречался.

— Послушайте, но если в вашей схеме электроды в ванне соединить проводниками с входом в схему, то установку можно будет отключить от сети — она будет работать сама по себе.

— Да! — опять-таки гордо подтвердил он.

— Но ведь это же вечный двигатель, а вечный двигатель невозможен.

Тут ректор взглянул на меня со всем высокомерием профессора и кандидата физических наук и выдал что-то про то, что малообразованным людям трудно понять неисчерпаемые таинства природы и величие умов, которые эти таинства познают.

Меня это обозлило и я попросил его показать на схеме, в каких местах и какими приборами он замерял мощность. Оказывается, в сети он замерял мощность счетчиком активной электроэнергии, ток и напряжение на электродах * соответственно амперметром и вольтметром. Все стало ясно.

— На постройку вечного двигателя я не затрачу ни единой заводской копейки и даже за ваши деньги ничего делать не буду, чтобы не позориться.

Тут ректор, само собой, обиделся и покинул экспериментальный, не попрощавшись. Мы сидели за столом в пультовом помещении печи, а рядом молоденький КИПовец заправлял чернилами и бумагой самописцы. Я его подозвал.

— Посмотри схему! У этого мужика на выходе мощность получается больше, чем на входе.

— Естественно, — сказал электрик, бросив на схему беглый взгляд, — он же на входе замеряет активную мощность, а на выходе — кажущуюся.

Надо пояснить, что электрическая мощность рассчитывается как произведение тока на напряжение — это школьные знания. Но в случае с переменным током дело усложняется, и чтобы так подсчитать мощность, нужно, чтобы синусоиды тока и напряжения абсолютно совпадали, т. е. чтобы максимуму напряжения соответствовал и максимум тока. В реальных схемах такого не бывает из-за наличия реактивных сопротивлений, из-за которых максимум тока то отстает от максимума напряжения, то опережает его. Поэтому в таких случаях рассчитывается три мощности: активная — реальная мощность, которая у всех в доме замеряется счетчиком электроэнергии; реактивная и кажущаяся. Последней мощности реально нет — это просто произведение тока на напряжение и, как видите, паренек, закончивший ПТУ, немедленно понял, в чем дело. А дело в том, что кажущаяся, несуществующая мощность всегда численно выше активной, иногда, если реактивные сопротивления велики, выше в несколько раз.

Таким образом, последний начальник Друинского, защитив какую-то диссертацию по физике, не только не понимал принципов физики, но не понимал и элементарнейших вещей из электротехники. (Пожалуй, я поспешил, сравнивая его с Топильским, тот такие вещи знал.) Вот вам и везение Друинского на начальников.

И все же Друинский прожил счастливую жизнь, жизнь, в которой было трудностей на сотню мужиков. Вот и представьте, сколько же удовольствия он получил, преодолевая эти трудности и добиваясь выдающихся результатов! Это вам, батеньки, не в конторах сидеть, не по телевизору лялякать. Это настоящая счастливая жизнь, и то, что она счастливая, доказывает сам Друинский — он всегда сам хотел именно такой жизни. Ведь после увольнения с завода он мог уйти на пенсию и жить, ничего не делая, жить так, как мечтают миллионы идиотов. Но он хватается за совершенно новое для себя и совершенно неосвоенное институтом дело и создает кафедру, лучшую в Казахстане! Какой же запас жизнелюбия нужно иметь, чтобы начать жизнь с чистого листа в 55 лет!