Софи Кинселла - Девушка и призрак

Я безмолвно смотрю на нее, не в силах переварить обрушившуюся на меня информацию. Он писал только Сэди? Всю свою жизнь? Ту, о которой мечтал?

— А в этой бусине… — смотрительница указывает на картину с многозначительной улыбкой, — таится маленький сюрприз. Небольшой секрет художника. — Она манит меня пальцем. — Видите?

Я послушно приглядываюсь к холсту. Бусина как бусина.

— Практически невозможно разглядеть без увеличительного стекла… Вот смотрите. — Она достает откуда-то лист плотной бумаги. На нем изображена огромная, в несколько раз увеличенная бусина с картины. С изумлением я обнаруживаю в ней лицо. Мужское.

— Это?..

— Мелори, — в восторге кивает она. — Его собственное отражение в ожерелье. Он изобразил самого себя на картине. Миниатюрный, скрытый от посторонних глаз портрет. Его впервые разглядели только десять лет назад. Это тайное послание.

— Можно взглянуть?

Трясущимися руками беру листок. Вот он какой. На картине. На ожерелье. У нее на груди. Он никогда больше не писал портретов. Он написал ту, о которой мечтал.

Он любил Сэди. Любил. Я в этом уверена.

Сквозь слезы я снова смотрю на картину. Моя сопровождающая права. Картина пронизана любовью. Она сквозит в каждом мазке.

— Потрясающе, — всхлипываю я. — А у вас есть книги о нем?

Я страстно желаю избавиться от смотрительницы. Подождав, пока шаги смолкнут, я задираю голову и кричу:

— Сэди! Сэди, ты меня слышишь? Я нашла картину! Она прекрасна. Как и ты. Ты висишь в музее. Но главное… Стивен никогда в жизни никого не писал. Ты была единственной. Он написал себя у тебя на груди. Он любил тебя. Сэди, я уверена, он тебя любил. Мне так хочется, чтобы ты увидела…

У меня срывается дыхание. Тишина в комнате мертвая. Где бы Сэди ни была сейчас, она меня не слышит. Зато я слышу шаги, быстро поворачиваюсь и лицемерно улыбаюсь. Смотрительница протягивает мне кипу книг:

— Это все, что у нас есть. Вы изучаете искусство или интересуетесь именно Мелори?

— Я интересуюсь этой картиной, — честно признаюсь я. — Вы не подскажете мне… Если это известно, если факт обнародован, кто здесь изображен? У картины есть название?

— «Девушка с ожерельем». Безусловно, многие пытались установить личность модели, — смотрительница заученно тарахтит, — но, к сожалению, пока удалось установить только ее имя. Мейбл.

— Мейбл? — переспрашиваю я в ужасе. — Почему Мейбл?

— Дорогуша! Современному человеку это имя может показаться странным, но тогда оно было чрезвычайно распространено. И с обратной стороны картины есть надпись. Мелори сам написал «Моя Мейбл».

— Это прозвище! Их тайная шутка! Ее звали Сэди! Сэди Ланкастер. Я запишу. Я точно знаю, потому что она… — я замолкаю, торжествуя, — она моя двоюродная бабушка.

Я жду ахов и охов, но получаю лишь подозрительный взгляд.

— Неужели? Это серьезное заявление. А почему вы так думаете?

— Я не думаю, а знаю. Она жила по соседству в Арчбери. И знала Стиве… то есть Сесила Мелори. Они любили друг друга. Это она.

— И у вас есть доказательства? Ее фотография в молодости? Архивные документы?

— При себе нет, — немного раздраженно признаю я, — но это точно она. И я это докажу. Вам нужно повесить табличку с ее именем и перестать звать ее «Мейбл»… — Я останавливаюсь посреди фразы, потому что меня осеняет новая мысль. — Погодите-ка. Это же картина принадлежала Сэди. Он ей ее подарил! И хотя Сэди ее потеряла, все равно картина принадлежит ей. Или папе и дяде Биллу. Откуда она у вас? Что она тут делает?

— Что вы имеете в виду? — мгновенно настораживается музейщица.

— Эта картина принадлежала моей двоюродной бабушке. Но она исчезла много лет назад. Семейный особняк сгорел, а портрет никто не мог отыскать. И вот теперь я вижу его здесь. Могу я переговорить с директором музея или кто там отвечает за эту картину? Прямо сейчас.

Смотрительница растеряна и озадачена.

— Дорогая, вы же понимаете, что это только копия?

— Копия?.. А оригинал?

— Оригинал в четыре раза больше и гораздо лучше.

— Но как же… — Для меня картина и так достаточно хороша. — И где же тогда оригинал? В частной коллекции?

— Нет, дорогуша, — терпеливо объясняет она. — В Лондонской портретной галерее.

Портрет огромный. И великолепный. В миллион раз лучше, чем копия.

Я сижу перед ним в Лондонской портретной галерее уже два часа. И не могу оторваться. Сэди взирает на зрителей бархатными темно-зелеными глазами из-под соболиных бровей, словно величественная и прекрасная богиня, сошедшая на землю. Цвета, которые Сесил Мелори выбрал для передачи оттенков ее кожи, не имеют аналогов в его творчестве. Я знаю точно, потому что преподавательница рисования полчаса назад рассказывала об этом своим ученикам. А потом они все вместе принялись искать его автопортрет в бусине.

Посмотреть на картину пришло не меньше ста человек. Кто-то прочувствованно вздыхал, кто-то улыбался, некоторые просто сидели и смотрели.

— Разве она не прекрасна? — Брюнетка в плаще кивает мне и пристраивается рядом на скамейке. — Это мой самый любимый портрет.

— И мой тоже, — соглашаюсь я.

— Интересно, о чем она думает? — размышляет вслух моя соседка.

— Она влюблена. — Я еще раз смотрю на сияющие глаза Сэди и ее раскрасневшиеся щеки. — И кажется, очень-очень счастлива.

— Вероятно, вы правы.

Мы долго сидим молча, наслаждаясь картиной.

— Она настраивает на лучшее, — признается женщина. — Я частенько заглядываю к ней в обеденный перерыв. Просто чтоб взбодриться. И дома у меня есть репродукция. Дочка подарила. Но с подлинником, конечно, ничто не сравнится.

У меня сдавливает горло, но я мужественно улыбаюсь в ответ.

— Вы правы. С подлинником ничто не сравнится.

Как раз в этот момент к картине подходит японское семейство. Мать указывает на ожерелье, дочка протяжно вздыхает, потом обе синхронно вскидывают головы и молча смотрят на лицо Сэди.

Мир обожает Сэди. А она даже не подозревает об этом.

Я звала ее до хрипоты, снова и снова, высовывалась из окна на улицу. Но она не отозвалась. Не слышала или не хотела слышать. Я смотрю на часы и резко вскакиваю. Пора. Скоро пять часов. Меня ждет Малькольм Глэдхилл, хранитель коллекции.

Спускаюсь в фойе, представляюсь секретарю и жду среди толпы французских школьников. Наконец слышу голос: «Мисс Лингтон?» Мужчина в сиреневом костюме, с каштановой бородой, торчащими из ушей пучками волос и хитрыми глазами похож на Санта-Клауса, и я тут же проникаюсь к нему симпатией.

— Это я. Здравствуйте.

— А я Малькольм Глэдхилл. Прошу вас.

Он ведет меня к потайной дверце, мы поднимаемся по ступенькам и проходим в угловой кабинет с видом на Темзу. Повсюду открытки и репродукции с картин — на стенах, в книгах и даже на его огромном компьютере.