Майкл Чабон - Вундеркинды

— Где Вальтер? — Я, наконец, прервал молчание.

— Там. — Она мотнула головой примерно в том направлении, где находился университет. — Но он сегодня не в себе. Грэди, нас вчера ограбили. Унесли его жакет, то есть жакет Мэрилин Монро. И Ди куда-то пропал.

— Да, я знаю.

Сара отстранилась и окинула меня удивленным взглядом.

— Откуда?

Я тяжело вздохнул и уронил руки, они повисли, как безжизненные плети.

— Сегодня утром ко мне приходил полицейский.

— Ты во всем сознался? — спросила Сара.

Я с трудом выдавил улыбку.

— Ну, вообще-то для этого я и пришел.

— Чтобы сознаться? — Она довольно сильно ткнула меня пальцем в живот и опустилась на кушетку. Я тяжело плюхнулся рядом. — Противный Грэди. — Сара шлепнула меня перчаткой сначала по одной, потом по другой щеке. — Злодей Грэди. Ты наследил: твои отпечатки остались повсюду.

— Правда? — у меня пересохло в горле. — Однако быстро же они работают.

— Эй, да я пошутила.

— Ха, — мрачно сказал я.

— Грэди, это ведь только шутка?

— Ну, да, шутка.

— Какие у тебя на сегодня планы? — Сара внимательно осмотрела меня с ног до головы. — Похоже, собираешься на пикник?

— Я еду в Киншип.

— В Киншип? К Эмили? — Сара похлопала себя по нагрудному карману комбинезона в поисках сигарет, но, вспомнив о том, что сама же установила строгий запрет на курение в оранжерее, безвольно уронила руки на колени. — Зачем? Она тебе сама позвонила?

— Нет, мне звонил ее отец.

— Отец?

— Он пригласил меня на вечерний седер. Сегодня первый день Песаха.

— М-м, понятно.

— Сара…

— Все в порядке. Нет, действительно, это очень мило. В такой день ты должен быть с ними.

— Сара, дорогая…

— Я говорю вполне серьезно. Они — твоя семья… как бы семья. Ты столько раз рассказывал мне об этом…

— Сара, ты не поняла. Я хотел сказать… ну, словом, я еще ничего не решил. И я еду туда совсем не для того, чтобы помириться с Эмили.

— Разве?

— Нет.

— Нет? Разве не для этого?

— Ну… да, что-то вроде того… Я не знаю.

— Грэди, а мне надо, чтобы ты знал.

— Я знаю.

— Нет, это я хотела бы знать, что ты, наконец, принял какое-то решение. — Сара снова полезла в пустой карман комбинезона. — Извини, дорогой, я не хочу на тебя давить, но я должна знать. Если ты собираешься остаться с Эмили и ее семьей, а я считаю, что это было бы самым разумным решением, то так прямо и скажи. Если же ты собираешься приехать в Киншип и рассказать Эмили обо мне и о ребенке, то я тоже хочу об этом знать. Если ты намерен оставить Эмили и уйти ко мне, — хотя я бы не советовала тебе этого делать, поскольку у меня тоже возникнет масса проблем, — то я хотела бы знать об этом заранее.

— Да. — Я кивнул.

— Что «да»?

Я облизнул пересохшие губы.

— Я хочу быть с тобой. — Я совершенно не был уверен, что действительно имел в виду то, что сказал, а также в том, как Сара может истолковать мое заявление, но поскольку дальше я собирался приступить к рассказу о зверском убийстве собаки и о краже раритета из коллекции Вальтера, то такое начало показалось мне самым подходящим. — Сара…

— О, Грэди! — Сара глубоко вздохнула и поцеловала меня. Мы повалились на кушетку, и она прижалась ко мне всем телом. — Я заложила этот сад в тот год, когда влюбилась в тебя, — начала она мечтательным голосом, словно ребенок, рассказывающий волшебную сказку, и, свернувшись калачиком, поудобнее устроилась в моих объятиях. — Это было в апреле, в такой же солнечный день. В то время здесь еще ничего не росло, кроме пожухлой травы и сорняков. И вот однажды я пришла сюда, чтобы найти цветок или еще какое-нибудь растение, ты ведь помнишь — цветок был нашим условным сигналом.

Она сделала паузу, и я понял, что теперь настал мой черед. Сара нетерпеливо подтолкнула меня плечом.

— Это были крокусы, — выдал я свою реплику.

— Я вышла на задний двор и увидела крокусы. Они были повсюду. Я до сих пор не знаю, откуда они взялись. И я попросила, чтобы ты отвез меня в садоводческий центр, где дают напрокат разные машины и инструменты. И мы отправились в Саут-Сайд. Это было наше второе свидание.

— Это был день начала бейсбольного чемпионата.

— Да, и я помню, как ты был доволен, что я позволила тебе слушать по радио репортаж о матче. А я взяла у них напрокат культиватор и вспахала весь двор. А потом рабочие привезли кучи лошадиного дерьма, и земля целую неделю лежала под паром. А затем я поставила забор, разбила клумбы и грядки, посадила шпинат, и брокколи, и восковую фасоль.

— Да-а, я помню.

— И ты расскажешь Эмили о нас, — произнесла Сара все тем же тягучим голосом. Она взяла мою правую руку и положила себе на живот, — и об этом.

Я лежал на кушетке и смотрел на хитросплетение металлических реек, поддерживающих стеклянный купол оранжереи. Я видел Сару, одиноко сидящую в утлой лодчонке: течение уносит ее все дальше и дальше — туда, где ревет водопад, и клубится густой туман, называемый счастьем материнства. Она уверена, что я вместе с ней вошел в лодку и, устроившись на корме, бешено гребу веслом, не давая нашему суденышку перевернуться. Я попытался разобраться в собственных чувствах — бессмысленное занятие, все равно что искать тело дохлой крысы, заглядывая в пыльную, затянутую паутиной дыру где-нибудь в темном углу подвала. Я был потрясен тем, что после пяти лет нашего романа, зная, насколько зыбка и неустойчива моя любовь, Сара все еще сохраняла веру в меня; сколько еще у нее осталось иллюзий, которые мне предстоит разрушить? Как я мог сказать ей все те ужасные вещи, которые обязан был сказать? Твоя собака мертва. Ты должна сделать аборт.

— Я поговорю с Эмили, — сказал я. Выждав немного, я убрал руку с живота Сары, поцеловал ее в щеку и усилием воли заставил себя подняться на ноги. — Сара, я пойду, а то как бы Джеймс Лир не заскучал — он дожидается меня в машине.

— Джеймс Лир? Что он делает в твоей машине? С ним все в порядке?

— Да, мальчик просто отсыпается — жуткое похмелье. Я сказал ему, что на минутку заскочу в дом, я ведь не знал…

— Ты хочешь взять его с собой? В Киншип?

— Хочу. — Я утвердительно кивнул. — По-моему, Праздник Слова не особенно его интересует, да и мне в компании будет веселее.

— Особенно на обратном пути.

— Особенно, — согласился я.

На прощание я еще раз поцеловал Сару и направился к выходу. Открыв стеклянную дверь, я позволил оранжерее выдохнуть меня наружу.

Когда я вернулся к машине, Джеймс медленно приоткрыл один глаз и посмотрел на меня из-под полуопущенного века, как будто, опасаясь неприятностей, поджидающих его в реальном мире, осторожно выглядывал из своего сна через эту узкую и влажную щель.

— Ну? — буркнул он, когда я уселся в машину. — Вы ей сказали?