Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма

Леонид Смирнов призвался в Армию. И мать довольна была, что отслужит так может и нет вернуться в колхоз. Колька, брат Леньки, после десятилетки пришел к дедушке за справкой на паспорт.

— Куда, Коля метишь? — спросил дедушка.

— Учиться бы дальше, — ответил Николай, — да как прожить?.. Мать и так намаялась, самой бы промаяться. На стройку пойду, не выбрал еще. Много вербовщиков ходит.

— Может, пойдешь в училище комбайнеров- трактористов, — сказал дедушка. — Новое открывается с широким профилем. Работа в эмтеэс не хуже, чем в городе или в лесу. Потянет и тебя, Коля к крестьянству. С дедом Галибихиным ферму механизировали. Он имеет опыт заводской работы, а в деревню свою и дочь с ребятами вернул. Жила у него крестьянская. На таких Русь вот и воскресится.

Колька колебался, сказал, что и мать советует трактористом.

Дедушка велел ему зайти через денек-два. Справку и выдаст.

— Да в общем, Коля, чего тянуть, — сказал дедушка будто по чьей подќ сказке, — получай и сейчас. И тут же написал: — Вот и бери, со справќ кой в кармане и думай…

Колька пошел в училище комбайнеров-трактористов, открывшееся в небольшом городке неподалеку, верстах в тридцати от Мохова.

Некоторых парней и девчат, да и пожилых, дедушка отговаривать не пытался. Надумал, так что же и поезжай, куда надумал. Он жил верой в то, что время выправит ухабистые зигзаги деревни. Сначала люд из деревень отсеется. Но потом будет возвращаться, но тот, кто по складу души хлебопашец-сеятель, а не на дуде игрец. Считал, что уход крестьян из деревень худо и для города, и для всей державы. Даже это и опасно. Корни природные народа рвутся. Человек вроде бы уже без своей роќдовой основы. Слепая погоня за количеством рабочего класса, вроде как державной силы. А на чем этой силе держаться, если теряется род, корни которого только и могут накрепко укрепиться в отчем пределе. А так бы на местах деревенские таланты толкало к овладению по своему техникой и рождало новые отечеству таланты. А когда мастер или пахарь без своей головы и без опоры под ногами — худа и жди.

Дедушку ругали за выдачу справок. Спрашивали с укором: "В колхозе с кем останешься, председатель?" Дедушка отвечал: "Со своей совестью и останусь. Это и не мало". Вроде бы давно отпало право к месту привязыќвать бумагою мужика. Тут был уже вызов властям, и такое не забывалось. Но время все же брало свое… В милиции справки нередко отбирали, но дедушка новые выдавал. У "строгих" председателей справки "доставали " в самой же милиции. Дедушка это знал. Может за молчание ему многое и прощалось. Молчание в таких случаях тоже стало мужеством. Протестовать безумно. Это все равно что противиться неразложению мертвеца… Все должно само по себе истлеть по природе своей. Нетленно только то, что от Начала. Так они думали оба со Стариком Соколовым Яковом Филипповичем и перетерпливали все то, что приходило к ним бедой. Яков Филипќпович в этих думах с дедушкой был не как парторг, а как коммунист во Христе. Так его стали называть даже и уполномоченные, правда внешне как бы иронизируя над этим прозванием.

Анна жила эти годы отрешенностью от всего, угнетаемая слухами о переменах и перестройках в руководстве. И ее подсознательно мучил вопрос, который держался в умке но не произносился: "Отчего нас толкают всех скопом на что-то неладное?.. И мы по привычке волочим эту ношу неладного безропотно и терпеливо. Накапливалась усталость от тупой работы. Коров доила, за телятами ходила. За быком Трошкой ухаживала, все делаќла как бы только руками, и вся эта ее работа как бы куда-то уходила, пропадала, не оставляет радости в душе. Бросила бы, Митя при должносќти, в МТСе, заработок имеет. Но вот дедушка председатель, его жалела, что скажут люди. И тянула лямку за двоих. Раньше бабушка помогала, теперь ей впору по дому управляться. Подсобляли Тамара и Настя. Но и они в десятилетку уйдут, в интернате станут жить. Выучатся да и в гоќрод. Посулы и обещания хорошего вышли из веры. Дом вот еще держит. Он как бы говорил тебе: перетерпится, уладится!.. А чему улаживаться-то и как. В одной ли плате за трудодень дело?.. Работу по попущению все равно желанной не назовешь… Коровы еще совестили, телята. Глядят на тебя и надеются только на тебя, больше им не на кого надеяться. Обидеть их грешно… А живая струя жизни где-то поодаль от тебя. Может и веќрно счастье в городе? Недаром же все туда рвутся. Бегут ровно переселенцы во время войны. Неужто, начатое войной все еще продолжается. Да и только ли этой войной. Ведь мы так и живем в войне и при войне. И нарастала неизживная тревога: кто же ты сама-то при этой бесконечной войне. Тоже, выходит, призванная на войну. Эти мысли будил в ней зов вольного корюхинского мастерового люда.

2

И новая, какая уже по счету, близилась весна.

Из очереди в магазине принесли слухи, что ликвидируется МТС. Снаќчала Анна этому не придала значения. Привыкли к новостям и разным переменам, ломавших крестьянскую жизнь а теперь колхозную.

Но вот в разговоре как бы к слову Старик Соколов Яков Филиппович спросил дедушку:

— Как оно, Игнатьич, теперь будет с Дмитрием-то?.. Ведь если, как говорят технику эмтеэсовскую в колхозы, то и ему надо к себе перебиќраться, или другое место искать?

Анна хлопотала у печки, замерла от этих слов. Словно ушатом холодќной воды окатили: "Митя — колхозник!?.. " Страх Анны был опять же не о том, как они сами будут жить. Главное детки — дочери и сын. И им учесть родителей?.. Впервые обуял яростный протест: "Не бывать этоќму". Протест был против дедушки. Он непременно будет настаивать, чтобы сын перешел в колхоз. Дом ему надо оберегать, Корины — крестьќяне. А что дом, что крестьяне, коли путем ничего не идет. Все, кому не лень, жизнь твою ломает. Все бегут, одни недотепы в деревне остаќлись. И тебе к ним присоединяться. Дедушка, да и Старик Соколов Яков Филиппович, начинали ее сердить своей верой в то, что все образуется. И Анна пошла наперекор, вырвала наружу боль, сказала дедушке:

— У Мити паспорт… А тут опять в колхозную петлю влезай. В леспќромхозе, в городе, в любом месте для него работа найдется. О детях надо думать, а земля — землей была, землей и останется. Не у тебя, так у других. Все равно она не твоя.

Видела, как дедушка страдальчески молчал, но говорила, виня его в мыслях: сам держится за свое Мохово и сына, и внуков затягивает в беспросветную жизнь.

С этой же непреклонностью накинулась и на Дмитрия, когда он появиќлся в Мохове, как всегда, в воскресение. Удивленный ее вспышкой он вымолвил неопределенно:

— Там видно будет… — Нахмурился смолк и отошел. Перечить бессмысленќно, когда дела нет. В доме рассудком дела решаются. Сердце одного усќмиряется смирением другого. Через это и приходят к согласию.