Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма

Вместе с Иваном растопили печку в избе и вышли на улицу глядеть, как повалит дым из трубы. Дым не хотел пробиваться по отсыревшей трубе, пополз из устья печки по избе, выползал в окна. Но вот струя его пояќвилась над крышей.

Подошел дедушка, приехавший с сенокоса. Остановились мать с тетей Пашей. Все вроде как с удивлением и смотрели на дым над трубой мертвой было избы, в которую вернулся ее хозяин. И эта радость невысказанно почувствовало Мохово.

— Печка-то ладная, сказал дедушка. — Покойным Федотычем сложена, мастер по этой части. Да и Глеб Федосеич следил за исправностью в изќбе. Ну а что дым в окна пошел, это ничего, овеет стены, прокурит.

Дедушка все же посоветовал прочистить боров, обмазать глиной трубу на крыше, а сам верх поправить.

Андрей Семенович печничал до вечера, Иван ему помогал. Спохватились, что свету в доме нет, электричество обрезано.

— Мантеров неделю не дождешься, — сказал все ведавший Иван. — Придут, так поллитровку сначала им на крыльцо выставь, а то постоят и уйдут. Такой у них порядок. Колюху Смирнова можно попросить, он все зараз сделает. Но мантерам все равно бутылку надо выставлять, а тут же и обрежут.

— А мы с тобой Ваня, сами все сделаем, — сказал художник. — А насчет поллитровки — посмотрим, можно и поставить, чтоб придирок не было.

При свете электричества зашли в избу дедушка и Федор Пашин. Посоќветовались, что надо делать, чтобы обжить ее. Стены художник решил вымыть с дресвой, обои содрать.

Три дня мыли, скоблили все, белили печку. В помощники себе кроме Иваќна художник брать никого не хотел. Летом в сенокос, в деревне не до домашних работ.

Когда все прибрали, скосили крапиву вокруг избы, Андрей Семенович под вечер снова устроился на лужку с мольбертом. Разложил кисти, красќки. Вертелись мальчишки вокруг, и взрослые из любопытства останавливаќлись. Как-то незаметно появился Саша Жохов.

— Андрею Семеновичу… — обратился он к художнику, — наше почтение.

Художник кивнул, но тут же вперил взгляд в холст, мазнул кистью. Саќша Жохов на секунду застыл растерянно: — Не забыли ведь, поди, — вымоќлвил, когда художник обернулся и отступил на шаг от мольберта. Глянул на подошедшего, узнал Сашу, озарился, развел руки в стороны.

— Александр Ильич как же… — Подошел, обнялись.

Саша Жохов улыбался, довольный. В руке держал желтый портфель, до пузатости набитый чем-то. Моховцы называли портфель Саши прокурорским тайќником доносов. Возникала неловкая заминка. Художник витал своим взгляќдом по картине, мысли еще не отошли. Бросал взгляд на Сашу, кивал, как бы извиняясь, повторял как бы не Саше, что вот рад встрече… Брал киќсть, касался холста, притягивающего его взгляд.

Саша пыжился под взглядом моховцев, выжидал внимания к себе художника. Улучив какой-то момент, сказал:

— Приехали значит, навестить родные места, — спросил он художника, перехватывая портфель из одной руки в другую. — Запустело все у нас, вроде как замерло…

Сказано и спрошено было о том, о чем и картина писалась: запустело и замерло… И Андрей Семенович живо откликнулся, полный, внимания к товарищу детства.

— Потянуло, потянуло, Александр Ильич… Как же родимые места, незабываемые… Рад вот тебя видеть в здравии. С Дмитрием еще не видеќлись… Трое нас осталось… А события-то какие минули, время унесло многих. Сколько товарищей не стало.

Саша обрадовано переступал и места на месте, сказал.

Вот и надо посидеть вместе, поговорить, встречу такую и полагается отќметить. Мать вот сейчас самоварчик поставит… Прослышал, что приехал. И поспешил. Подумалось, что может и ненадолго…

Андрей Семенович тронул Сашу за рукав, сказал:

— Ну конечно, как не встретиться не поговорить… А пока я вот допишу. Освещение матовое, густое, чистое, уйдет не вернется. По настроению все. Такое вот и родичи наши видели. Это то вечное, что нас с прошлым роднит. — Взялся за кисть, вглядываясь в видимое ему одному. И перенес это виќдимое на холст. Иван заметил пятно в стекле. Вроде как там, внутри изќбы зажегся кем-то свет, и затеплилось все в ней. Может, вот из топившейќся печи отсвечивал жар… Но тут же увиделся огромный закат, пылавший в боковом окне. Солнце как бы через это окно вошло в тесное жилище и там, большое, раздвинуло все и осталось в ней.

Когда улица превратилось в сплошную тень, художник снял подрамник с холќстом и отнес в свою избу. Вернулся за мольбертом, сказал Ивану, удовлетворенный минувшим днем:

— Ну вот теперь можно и в Каверзино, к дедушкиным кедрам и к нашим саќраям, к березам возле них. Березы-то остались, и они помнят о нас и о сараях… — Обнял Ивана за плечи и поведал ему как уже своему сотовариќщу, когда подошли к избе. — Стал вот я писать избу свою и все сразу же вспомнилось. И дедушку с бабушкой своих увидел памятью. И здесь, и там, на пустоши Каверзино, какими мы все были. Теперь с этим мысленным виде-нием их и всех тогдашних моховцев и пойдем к ним тогдашним. Пешком, как мы ребятишками бегали. Взрослые на лошадях, а мы ребятня, пешком. Когќда пешком, то все красоты своей земли перед тобой открываются. И дыхание природы учуешь душей и сердцем.

Пришел Саша Жохов звать к себе. С готовностью, Александр Ильич, как не посидеть вместе. Но дедушки и Дмитрия нет еще дома. Их бы вот подожќдать. С ними и придем. Вместе-то все и поговорим, повоспоминаем, и о себе расскажем, как она жизнь теперь у нас движется.

— С Данилом Игнатьичем и с Дмитрием и прошу, — согласился Саша с худоќжником. Дмитрий обязательно должен подойти, суббота сегодня. — И вроде пожалел о чем-то, пожаловался: — Дома вот рядом, а не часто встречаемся, А тут такой случай, как не посидеть, не встретиться.

Иван заподозрил, что Саша боится оставаться наедине с художником. Не больно сладкие воспоминания остались у него из детства, когда вместе, по соседству жили не скажешь, что в дружбе. Андрей Семенович это тоже почувствовал и не хотел бередить Сашу, смущать его.

1

Пришел дедушка и с художником пошли к Саше Жохову.

— Надо ценить гостеприимство, уважать своих соседей, о хорошем помнить, о том и говорить. От этого и худое, кое оно было, изойдет, — сказал дедушка, когда бабушка Анисья пыталась его предостеречь, не больно всќпоминать о былом. — Поговорим по душам, душа-то ведь у каждого человека, она своя, но добро и огрубевшая душа все же хранит. Вот мы и будем с добрым чувством беседу о хорошем вести. Добрей все и стаќнем. Андрею-то Семеновичу, знамо, неповадно одному будет там. И Саша затаит обиду, если не пойти. Ссор-то и без того хватает.

В окнах обновленного и достроенного пятистенного дома Жоховых горел пожаром свет. Тетка Федосья приходила к бабушке Анисье за лампоќчками посветлей. Одна вот нынче живет-кукует, так и не к чему бы ей яркий свет, но вот сын гостей ждет и велел сходить. Этим летом к Жоховым, к тетке Федосье никто не приезжал в Мохово. Поговаривали, что у тестя в сельпо какие-то неприятности, так не до отдыха на природе вольной.