Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма

Вышла установка на слияние колхозов. Мы с ним как бы на опережение событий пошли. Решили наши колхозы — Моховский и Сухерский объединить. Опасались оказаться под началом Авдюхи Ключева. Ему-то больно хотелось прибрать нас к себе. И рядовые большесельцы по его рассуждали: если с моховцами и сухеровцами слиться, то и их жизнь улучшится… Тайные силы и тут помогли нам избежать этой беды. Но совсем-то как было от нее избавиться. Пошли раздоры. Они неминуемы при неладе. Подглядеть за соседом и не донести. Не сзатылоглазить, вроде бы дела веленного не совершить. Такому положению ныне вот и усмотрелось название "демиургынизм". А падких на догляды окрестили "затылоглазниками". Доносы уже не считались пороком, вызывали похвалу: человек бдительность проявил. Эта похвала и превратила нас в стадных вытей. Коли душа в хомуте неволи, то и телу не освободиться от кнута. Как вот в Писании-то сказано: "Нет разумеющего, никто не ищет Бога, все совратились с пути, нет делающего добро, нет не единого". Это о нас, человеках сегодняшних, такое пророками речено… Для доброго дела и надо вот проходить через пороки, насланные своим "запротив". Невольно и сам втягиваешься в грех. Вроде бы хитришь и обманом не брезгуешь. Все как бы во добро делаешь, но правда-то твоя уже и не чистая, не Божья. Как не оправдывайся, а обход властей, коим повелено подчиняться. Грехи-то откуда в нас?.. Не с небес градом нашли и не морозом на ниву твою пали. Скопились под неправдой нашей. Один перед другим в затылоглазием выхваляется, а выхвал, как и слово хульное, душу грязнит. Плоть в земле истлевает, как вот дом пожаром в пепел превращается: было — и нет, а душа-то жить остается. И каково ей грехи плоти на себе волочить. Порочные души и свивают себе кубло черное в оскверненных местах. Таким вот и стал наш Татаров бугор. Православные воители и миряне, оборов супостата, не очистили место скита Старца-Молельника от скверны, предали его забвению. Тем и совратились, прилепились к пустому, стали негодными, впустив к себе совратителя.

Доскажу вот тебе о Татаровом бугре, чего велено было лишь Данюхе, Данилу Игнатьевичу поведать. Дмитрию Даниловичу не мог, как бы невеленье в себе мешало. И вот затмение спало, все как вчера вспомнилось, что затылоглазый вещал об этом месте. Пришел к нам в отряд вестовой и потребовал, чтобы я шел с ним. Комиссар отряда отпустил. Я догадался, что ведет он меня к городской голове, так еще затылоглазого начальника города прозывали… Вошли в его кабинет. Был вечер, осень подступила. Он сидел за своим столом. На столе не было ничего, кроме лампы под зеленым абажуром, свет сверху был погашен. Он встал, сделал знак тому, кто меня привел, чтобы вышел. Подошел ко мне, взял меня за локоть и подвел к своему столу. Усадил рядом с собой и поглядел на меня особо, как до этого не глядел. И этим навел меня самого на мысль о Татаровом бугре, отчего вот там пугает? И ответил мне, будто я его о том спросил: "Грех там большой свершон. Грех всех. Ежели вершит грех неподобное воинство на чужой земле, это одно, а когда грех от самих себя, это грех тяжелейший". И растолковал: "К тому греху, что не возвели миряне скит старца-молельника и не очистили место его, на этот грех наложился еще больший грех: порушили там жизнь тех, кто входил в мирство с татарове, с супостатами своими. Свершили то же, что и мамаевы конники, но сами над собой. Грех грехом никогда не искупается, а только отягощается".

Много вот, знать, на Святой Руси таких грехов оставлено в нечистых местах. Там и свило себе кубло зло. По мере осознания нами самими этого своего греха и будут подаваться нам знаки о ближении конца великой скорби. Мне этот знак и подан вот. И как бы указано, чтобы я сказал о том тем, кто мирство будет близить. Тебе вот, учительнице, кою в дом, где грех этот великий перетерпливается, белый конь привез.

Он грех-то этот, на Кориных может больше, чем на других моховцах. Им вот и провидено искупать его. Дмитрий Данилович, воитель в прошлой своей жизни, одолел черного ведуна и был искушен соблазном славы. Согрешение прошлых нас и надлежит покаянно выстрадать. Без страданий нет пути к свету. Только от света лучи живительные исходят, а от тьмы — тени неживые, глухие.

Как вот о том человеке, затылоглазом правителе города, навещавшем мне то, что теперь происходит с нами, судить сегодняшним днем. Может он своим таким зрением только неправедных должен был карать? На то и даны ему были задние глаза. Но с ним, праведным, в неправде обошлись те, кто выше его был и над ним стоял. В нем, соблазненном, взяло верх зло. Говорят вот о царях, жестоких правителях-извергах, о их нраве, что он, их нрав, в людях остается. Наш вот мирской грех в Татаровом бугре скопился, а царственный грех копится в самом престольном граде. Кубло черное наше, кое смрад источало, пахотным Даниловым полем очистилось. А как цареву черноту, коя в стольной крепости осела, извести? В ней зло прошлых веков, так выходит, и в нынешних правителях держится. Добро и благость соборными храмами бережется. А если они порушены? Зло и берет силу власти, когда в храмах стольных звоном благости действа не освящаются. Сам по себе как к свету не поворачивайся — тень все равно за спиной твоей будет тебя соблазнять. Ты и будешь пытаться разглядеть ее, и тем лицо свое от света отстранять. Нас вот и понудили света небесного бояться. И рассортировали всех в темноте. Кого-то "Первым" окрестили, с заглавной буквы его теперь пиши. За ним идут вторые, третьи. И уже без счета в почете те, кто на шаг, кто на два от них. А дальше все остальные — простые люди… прежде они звались простолюдинами. Простой человек, простой люд, ежели с прежним сравнивать — то же деление на бар и холопов. Но баре прежние свое холопье от себя одаривало, а нынешние демиургыны своего кармана вроде бы и не имеют, общественным как свои владеют. Себя-то как тут не оделить. Покорных тоже из общественного одаривают, как им без них обойтись. Сначала к покорности всех приучили, а за ней зависть сама собой шла. И стало затылоглазие силой над все верх брать. А там и другое слово взялось — демиургыны вот, погонялы, пастухи при стаде. Чужие это слова нашему говору, но нам, нынешним, в пору пришлись. Древним мудрецом было вымолвлено слово "демиург". По своему оно при неблагости нашей нами и перетолковалось. Демиургыны вот и затылоглазники при них. Как теперь вернуть люду истинную веру в благость?.. Только через избранных, сохранивших ее в себе притерпением. Данила-то Игнатьич и был избранник. Нес свои вериги праведности при иге демиургынизма. И вам, нынешним Кориным их оставил. И это будет продолжаться, пока человек не обретет волю, усмотренную для него Творцом, и не приблизится в вере к Богу.

4