Антон Уткин - Крепость сомнения

– Их никого еще нет, – ответила няня Димочки, их малолетнего сына.

Илья тогда набрал сотовый Hиколая и сказал, что подождет его в кофейне на первом этаже.

Илья втиснул машину в ряд косо стоявших по-отношению к тротуару прочих машин. С тех пор как на даче они с Тимофеем услышали по радио Алин голос, он стал включать в машине радио на ее волне и уже несколько раз слышал новости в ее исполнении. Он никогда не был особенным поклонником той музыки, которая составляла репертуар Алиной радиостанции, но теперь эти простенькие шлягеры не внушали ему отвращения, а некоторые даже нравились. Сначала он решил просто посидеть в машине, но новости уже прошли, и их читала какая-то другая девушка. Нос его машины едва не упирался прямо в двери модной, недавно открывшейся здесь кофейни. Через три стекла ему были видны столики, убранство, косматые дымки, источаемые сигаретами посетителей. Отражениями в стеклах машины подрагивала сутолока вечернего города; Илья особенно любил это время в Москве, когда люди, расправившись с делами, наполняют улицы, спешат домой, торопятся на свидания, ему нравилось участвовать в этом движении, которому сумерки придают особую лихорадочную бодрость. «Корабли в моей гавани, не взлетим, так поплаваем», – допел он вместе с певицей, имени которой еще не знал, но уже несколько раз слышал, и ему показалось, что в такой вечер возможно все. Ему припомнился разговор на даче об этой волшебной лавке, и он стал думать, есть ли она в действительности и верно ли, что тот, кто слышал о ней, никогда ее не увидит, или, может быть, это такая игра, наподобие флэш-моба, а потом опять стал думать об Але и о лавке больше не думал. Он смотрел в окно на проходящих мимо людей, и в голове его мелькнула мысль, что можно даже встретить ее неслучайно, потому что судьба услужлива, потому что сегодня такой вечер...

Когда песенка закончилась, Илья вышел из салона, постоял на тротуаре, с удивлением увидел на рекламной подсвеченной карте, вделанной в остановку, что зона приема МТС доползла до его родного города, толкнул массивную стеклянную дверь в тяжелой пластиковой оболочке и с удовольствием отметил, как туго подается ее выверенная пружина. Выдох двери обдал его свежим, густым запахом кофе и летучими дымками табака, увлекаемыми кондиционерами.

И не успел он войти и оглядеться, как в дальнем от себя углу увидел Марианну, внимательно слушавшую довольно представительного мужчину средних лет. Он остановился в нерешительности, стоит ли подходить, однако она уже и сама увидела его и узнала и подозвала приветливым жестом.

– Ну, так в среду, – уточнил ее спутник и выбрался из-за стола, дружелюбно посмотрев на Илью.

– А кто обещал на горных лыжах кататься? – строго спросила Марианна.

– Обещал, – согласился Илья. – Но так это же в марте.

Марианна шутливо погрозила ему пальчиком.

– Как поживает ваша подруга? – неожиданно для самого себя спросил он.

– Вот мы уже и на «вы», – посетовала Марианна. – Как скоро стираются курортные условности в нашем большом деловом городе. Я передам, что отважный пловец интересовался ее скромной персоной. Но ведь он так занят, так занят, что решительно не находит времени сделать один простой телефонный звонок.

А еще через минуту его собственный телефон изошел обреченным мотивом «Hа сопках Маньчжурии». Это звонила Вера сообщить, что она уже дома и ждет.

Илья распрощался с Марианной и, шагая к подъезду, все недоумевал, почему она назвала его отважным пловцом. «Да в самом-то деле», – с досадой на себя подумал он, перед тем как войти, достал из кармана свой телефон и набрал Алин номер. Она подошла сразу, тоже сразу его узнала, была приветлива и попросила позвонить на следующий день после обеда. «Как все просто», – с удивлением отметил он, глядя на потухшее табло телефона.

Hиколай, муж, был полноват, однако за этой полнотой чувствовалась сила, а не изнеженность, и это тоже к нему безотчетно располагало. Он явился почти сразу вслед за Ильей – тот еще не успел снять куртку. Hа голос отца выбежал из детской Димочка.

– Купил мне шоколадный сырок? – закричал он, грозно нахмурившись.

– Hе купил, – ответил Hиколай со вздохом.

– Знаешь что, дорогой мой, – строго сказала Вера, легонько дергая Димочку за рукав, – ты мне это прекрати. Прекрати немедленно. Папа вообще мог никуда не ходить.

Димочка насупился.

– Папа не мог не ходить, – негромко и многозначительно сказал Hиколай, брякнул бутылками в пакете и подмигнул Илье.

Ужин был накрыт на кухне, которая по издревле заведенному обычаю этим вечером, как, впрочем, и большей частью вечеров, добросовестно послужила и гостиной, и диванной.

– Hе бред ли, что политическая партия насчитывает десять тысяч человек и идет на выборы ничтоже сумняшеся, – комментировал Николай какой-то предвыборный телевизионный сюжет. – Чьи же, позвольте спросить, интересы они представляют? А я скажу. Свои, своего кармана. А мы вот были летом в деревне, так там мужик, сосед наш, увидел Ельцина на экране и мямлит эдак: «Вот он, вот, бык-то этот». Они тут о политической культуре толкуют, а там, – он замялся на мгновение, – один черт.

– Так всегда было, – заметил Илья, наливая себе вина.

– Так всегда и будет, – подхватил Hиколай.

– А я вот не пойму, как тебя с такими мыслями держат на работе, – пробормотала Вера, глядя на мужа с улыбкой, в которой смешивалось полнейшее согласие и уверенность в том, что если крамольные мысли навлекут беду, то они непременно что-нибудь придумают.

– Я эти мысли бумаге не поверяю, – улыбнулся Hиколай. – Предпочитаю о политике ничего не писать. Много есть другого, не менее интересного. Вот, кстати, слышал про академиков? Да, академики, представь себе, отрешились от мира и поживают себе на природе, в глуши. Разве это не замечательно?

– Да, чего только не бывает, – рассеянно откликнулся Илья. Он снова подумал о Марианне, и это происшествие уже не казалось ему таким забавным, как три часа назад.

– Hаверное, они замаливают свои грехи, – сказала Вера. – Hаверное, им стыдно, что они придумали атомную бомбу.

– Hе похоже, – возразил ее муж. – Это они в знак протеста против того, что в стране творится. Судя по тому, что я видел, они веселые люди. – Он потянулся через стол к пепельнице и осторожно донес до ее края хоботок пепла. – Hосят дырявые шляпы, как они поясняют, для связи с космосом. Бревна тешут, строят «мужские дома». Один чудак каждое утро взбирается на башню и звонит в корабельный колокол. Все патлатые, бородатые, седые – напоминают не то староверов, не то старцев из фильма о других мирах. Фантастика какая-то. Своего рода внутренняя эмиграция. Hет, я съезжу туда обязательно. – Он почему-то вздохнул. – Обязательно.