Антон Уткин - Вила Мандалина

© Уткин А., 2019

© Калмыков Д., обложка, 2019

© Дизайн-макет ООО «АрсисБукс», 2019

© Издательство ООО «АрсисБукс», 2019

Врдола – райский уголок. Обычно я езжу туда весной и осенью – уже много лет. Летом здесь невыносимо: зной даже не томит, а печёт, выжигает дыры в земле, и кустарники на склонах гор загораются от одного только солнечного жара. Зимой тоже несладко: солнечные дни нередки, но чаще стоит тоскливый мрак, облака закутывают пространство мокрой грязной ватой, воздух пропитан влагой, точно половая тряпка, и, закуривая, не поймёшь, то ли видишь сигаретный дым, то ли мутную пелену действительности. Взгляд тогда ограничивается узким прямоугольником двора и блуждает от корявого ствола пальмы с тонущей в тумане верхушкой, оттуда к маленькому кустику камелии, потом к безымянному деревцу напротив террасы, к чахлому олеандру и опять к камелии.

Я привез её из Герцеговины, купил на рынке в Требинье.

О войне здесь уже ничего не напоминало, жизнь давно взяла своё и требовала того же от людей. Начиная с семи утра в гостиницу, где у входа гостей встречает фотографический портрет знатной и мимолётной постоялицы Моники Беллуччи, проникает тот особенный гул, отличающий уличные рынки. Торгуют цветами, мёдом, вязаньем, сыром и домашним вином. Если требуется сравнение, то лучше всего подойдёт деловитое гуденье, которое создают пчёлы в ветвях цветущей липы.

Сказать по правде, мой дворик во Врдоле был пустоват даже с учётом того, что наведывался я сюда нечасто. Впрочем, дома старожилов стоят здесь так тесно и прилегающие участки так изобилуют зеленью, что условно можно считать её своею. Тем не менее пышные соседские гроздья богомилы в октябре и пористые шары гортензии в мае как будто бросали мне укор, и у меня давно чесались руки что-нибудь посадить, но этими благожеланиями всё и ограничивалось.

На этот раз всё сложилось само собой, без усилий и раздумий. Не знаю, как летом, но в это время года в отеле безлюдно, разве что сами горожане, пересекая отполированную до блеска площадь, присаживаются выпить чашечку кофе в тени удивительно старых и нежных платанов, которые окружают гостиницу. Когда я присел там же, с любопытством скользя глазами по шумной толчее базара, мой взгляд упал на пожилого торговца цветами. В мешковатых джинсах он стоял ко мне спиной, товар был размещён перед ним на раскладном столике, а сбоку на плитах мостовой стояли в ряд четыре коричневых пластмассовых горшка с камелиями. Три были уже довольно рослые, одна совсем крохотная. На ней я и остановился.

Она была крепенькая, с пятью плотными здоровыми листами, а в середине ствола расположился единственный красный цветок.

Я намеренно выбрал самую маленькую, чтобы не подгонять время. В этом была определённая честность, но об этом распространяться нечего, не то мой рассказ приобрёл бы излишние коннотации.

Место для посадки я определил в небольшом загончике земли, ограждённом незамысловатым каменным парапетом, рядом с пальмой, – как раз там, где прибившаяся ко мне беременная кошка выбросила и загрызла своего котёнка.

Садовник Савва, работавший у соседки, сказал, что камелия любит железо. В низком бетонном сарае на заднем дворе я нашёл несколько обломков арматуры, оставшихся от прежних хозяев, и под присмотром Саввы торжественно вверг их в землю недалеко от тоненького ствола.

Первые несколько дней я по многу раз придирчиво оглядывал своё приобретение, опасаясь, что оно не приживётся, но опасения оказались напрасны. Растение расположилось независимо, точно его не посадили, а оно само выросло тут из-под земли, и вообще смотрелось так, как если бы ему были неведомы мои страхи и оскорбительны сомнения.

Посадив камелию, я стал как все. Каждый двор здесь украшает камелия, а то и несколько разом. Кусты словно щеголяют друг перед другом окрасом цветов, иной раз довольно изощрённым. Но я довольствовался своей – с цветами простого красного цвета, о котором, пожалуй, больше сказать было нечего.

В это время года во Врдоле отдыхаешь душой. Особенно бодрят утра. На круглое стекло, покрывающее плетёный столик, из окна отражением ложится голубое небо, переплетённое ветвями старого соседского дуба, и этот узор намекает, что весна только начинается, а вместе с ней, в известном смысле, начинается и жизнь. Кроме того, с появлением камелии добавилась ещё одна радость. Как это бывает в юности, когда ты влюблён, сон перед пробуждением согревает смутное переживание счастья, природу которого вспоминаешь только тогда, когда сознание полностью вступает в свои права.

Наглядевшись на камелию сверху, пока пил кофе, я спускался по крутой лестнице, наклонялся над ней и разглядывал ближе. Камелия, что называется, пошла в рост. На стволе кое-где появились клейкие листочки, напоминающие гусеницы, и они разворачивались с тем целеполаганием жизни, которое иногда способно вызвать неотчётливый страх, и вся эта картина веселила мне сердце.

Я понятия не имел, как быстро растёт камелия, и только гадал, спустя сколько лет этот маленький росток превратится в роскошный куст, щедро усыпанный цветами.

К началу апреля лепестки цветка побледнели по краям, и скоро его не стало. Но это было в порядке вещей. Немного беспокоили муравьи, жадно облепившие свежие побеги, но я убедился, что муравьи ущерба не наносят.

Перед отъездом я преподнёс своей соседке Станке коробку модных конфет и слёзно просил поливать камелию в особенно жаркие дни лета.

А оно, как и ожидалось, удалось в коронном стиле этого края: горели леса, немилосердствовало раскалённое солнце и вода чуть не закипала. Я то и дело справлялся в сети о погоде во Врдоле, молил о дожде, и мог только догадываться, исполняет ли Станка мою просьбу.

У меня же под окнами кипела безостановочная деятельность городских властей: усовершенствовали детскую площадку, меняли новые бордюры на ещё более новые, косили траву ревущими газонокосилками, и четыре месяца я был в заложниках у этих неутомимых, не мечтающих об отдыхе палачей. Однако дела – подлинные или мнимые – не давали тронуться с места.

Вернулся я как обычно в начале октября.

Она подросла за лето. Я осторожно потрогал её за глянцевитый листок, словно пожал руку ребёнку, отгрёб от ствола оранжевые пальмовые орешки.

Первые дни меня посещали сновидения, похожие на киносериал. Объединяло их пространство, освещение и совершенно непередаваемые ощущения, которых не испытываешь наяву. Можно было сказать, что мне снилось счастье, однако для обозначения того, что я переживал, не существует слова ни в одном языке. Каждое моё действие в этом условном мире было осмысленным, и результаты его приносили удовлетворение, – так не бывает на нашей земле. Но повторюсь: Врдола – особый уголок, так что пробуждался я без сожалений.