Джон Апдайк - Давай поженимся

Джерри передернул плечами.

– Сегодня его вечер, – сказал он ей.

Ричард повернулся со своей странной тяжеловесной легкостью, бутыль калифорнийского сотерна болталась на ремне у него за плечом, голова, как всегда, была чуть склонена набок.

– Благодарю, Джерри, – сказал он. – Вот это мне нравится. Мой вечер. А ведь это и в самом деле мой вечер. У тебя был твой вечер, – он поклонился Руфи, – у вас двоих тоже был свой вечер – вечера. Теперь настал мой черед. У каждого – свой вечер. Смотри, Джерри. – И свободной рукой он изобразил у себя надо лбом рига. – Мой сын, рогоносец. Никто не смеется.

– Зачем ты нас вызвал? – спросила Руфь. – Ведь уже поздно.

– Руфь, – сказал он, – ты права. Ты всегда права. Мне бы очень хотелось, чтобы ты была моим другом.

– Я и есть твой друг.

– Ты бы согласилась выйти за меня замуж?

Руфь вспыхнула и отказала ему так мягко, словно предложение было сделано всерьез.

– Спасибо, – сказала она, кокетливо склонив голову в незнакомой Джерри манере, – но я не думаю, чтобы ты этого хотел, да и не думаю, чтоб я хотела. – Ричард стоял, твердо упершись ногами в пол, и моргал; бутыль подрагивала у него за плечом. – Но это приятная мысль, – добавила Руфь.

Ричард сказал:

– Я только пытаюсь понять, чего от меня ждут. Меня слишком поздно в это посвятили: извините, если я глупо себя веду.

Джерри, который всегда держался у Матиасов весело и беспардонно, спросил, указывая на бутыль:

– А мы это будем пить?

Ричард с удивлением на него посмотрел и медленно произнес:

– Нет, Джерри, это не такое уж хорошее вино, верно? Его пьют студенты во время пикников на пляже, а мы вроде бы из этого возраста вышли. Мы вроде бы слишком для таких вещей взрослые – одни больше, чем другие. Верно?

Он ждал, и Джерри вынужден был сказать:

– Верно.

– Но я вижу подходящее вино, а ты, приятель Джерри? Для данного повода. Белое, не так ли? Белое, как символ невинности? За вот этих двух наших целомудренных невест? У меня есть немного чилийского, но оно, пожалуй, чуточку эклектичное. Ты здесь у нас самый большой эклектик – так что ты и решай. Значит, не чилийское. Лучше бордо. Нет, после ужина не годится. Я полагаю, вы оба поели.

– Конечно, – сказал Джерри. Как и Руфь до него, он тоже счел, что его спрашивают всерьез. Ехал на казнь, а его еще угощают. Руфь в упор смотрела на него, стремясь привлечь его внимание, и пальцем перечеркнула губы, показывая, что он улыбается и что это надо прекратить.

Ричард тем временем с грохотом переставлял бутылки в своем тесно заставленном винном погребке. Он отвел под него целый чулан, оборудовал там маленькую мойку, густо застроил все полками, где громоздились бутылки. Его почерневшая от пота спина выпрямилась, и он вытащил за горлышко желтую бутыль больше кварты, с желтой этикеткой.

– Рецина! – возвестил он. – Хоросая грецкая на-пи-и-тока! Греки знают, как идти навстречу своей судьбе. – С другой полки он достал четыре винных бокала в форме тюльпанов, сдул с них пыль и тщательно расставил квадратом на кафельной крышке кофейного столика. Посмотрел на плоды своих трудов, переставил бокалы четырехугольником другой формы, искоса глянул на Джерри – казалось, он сейчас прыснет со смеху и одновременно ударит его по спине. Он и прыснул, но беззвучно, рука же замерла в воздухе, так и не дотронувшись до Джерри, хотя тот весь сжался. Ричард откупорил бутылку, разлил вино по бокалам, отнес бокал жене, другой – Руфи, протянул бокал Джерри и поднял свой собственный на уровень глаз – на уровень зрячего глаза. Он внимательно разглядывал вино, проверяя, нет ли осадка, затем медленно произнес:

– Мне хотелось бы предложить тост, но поскольку вы все трое не являетесь моими друзьями, в друзьях у себя остаюсь я один. Итак, предлагаю тост за меня. За меня. – Он выпил, и остальные, возможно, последовали бы его примеру, но он опустил бокал прежде, чем они успели поднести свои бокалы к губам. – Никто не пьет, – сказал он. – До чего же невежливо. До чего невоспитанно. Можно еще попробовать? Предложу другой тост. Дайте подумать. За счастье? Не будем дурака валять. За королеву? Это кто такая? Ага. У нас же есть дети. За наших деток. За этих хитрых маленьких дьяволят, за всех – сколько их у тебя, Джерри? Я что-то забыл.

– Трое.

– Трое. Правильно. Ты хороший отец. Я всегда думал, что ты хороший отец. Отличный папка. Итак, поехали. За полдюжины маленьких дьяволят, будущее Америки, да благословит их Господь всех до единого. – Салли покорно отхлебнула вина; Руфь и Джерри последовали ее примеру. Рецина пахла горелым лаком и на вкус отдавала лекарством. Они выпили вместе, и это как бы объединило их в ритуале, связанном с тайной, которую еще предстояло раскрыть.

Войдя в комнату, Руфь села у двери на первый же стул с прямой спинкой и плетенным из камыша сиденьем, случайно попавший сюда из столовой. Джерри сел посередине белого дивана с подушками из гусиного пуха, так что обе женщины – Руфь у двери и Салли в кресле у камина – находились на равном от него расстоянии. Он скрестил ноги и широко раскинул руки, обхватив спинку дивана. А Ричард, перетягивая чашу весов в сторону Руфи, тяжело опустился подле нее в потертое кожаное кресло, которое, как знал Джерри, Салли терпеть не могла.

Почему ты его терпеть не можешь? Оно так похоже на него. Правда, ужасно? Я хочу сказать, ужасно, что я говорю такое.

Драное, потрескавшееся, это было кресло отца Ричарда. Утонув в тусклой старой коже, Ричард как бы превратился в призрак собственного отца. Вялым движением он поднял руку ко лбу, голос его звучал обманчиво устало, мертво.

Он сказал:

– Джерри, Салли поведала мне, что ты большой спец. Откровенно, я удивлен.

Джерри сделал еще глоток вина и сказал:

– Ты уверен, что эту штуку безопасно пить?

– Оно постепенно вам понравится, – пообещал Ричард. – В нем есть смола. Я по дюжине ящиков в месяц опустошаю. В нем всего двадцать градусов. Господи, приятель Джерри, я вот что хочу сказать: ты повел себя совсем не так, как принято среди людей.

– То есть? Говори же.

– Я имею в виду не то, что ты спишь с ней: не могу я слишком уж сердиться на то, что ты с ней спишь – я сам этим занимался, да и не только я. Она тебе, наверно, говорила? В ту зиму, когда я ушел, она спала даже с лыжным инструктором.

Джерри кивнул.

– Ей-богу, Джерри, ты должен был либо с ней порвать, либо вместе уехать куда-то. Ты же превратил жизнь этой женщины в ад. Ты превратил жизнь... моей жены в ад. – Для большей убедительности он трижды ударил по ручке кресла.

Джерри передернул плечами.

– У меня ведь тоже есть жена.

– Ну, так нужно выбирать. В нашем обществе приходится выбирать.