Хуан Марсе - Чары Шанхая

— Не беспокойся, — отвечает Ким. — Я займусь проклятым фашистом.

— Я знал, что ты меня не подведешь.

Потом он даст распоряжения своим людям, и Ким получит все необходимое.

— Не отходи от Цзинфан ни на шаг, — добавляет Леви, — ты будешь жить у нас дома, в небоскребе на бульваре Банд, самой знаменитой улице на всем Дальнем Востоке.

Он позвонит жене и скажет, что Ким ему как брат и что он едет в Шанхай… искать работу, например.

— Тебе у нас будет хорошо, — говорит Леви. — Правда, я еще не придумал, как убедить Цзинфан, чтобы она выходила из дому только вместе с тобой, особенно по вечерам… Я же не могу рассказать ей о Крюгере и о грозящей опасности, понимаешь? Зачем ее пугать? Ладно, в конце концов что-нибудь придумаю.

Ким задумчиво кивает в знак согласия и замечает: отправиться искать работу в такую даль — довольно странная затея, хотя… А вдруг так оно и будет на самом деле?

— Что ты имеешь в виду? — не понимает Леви.

— Честно сказать, я бы с огромным удовольствием поработал в одной из твоих компаний. Как-никак я инженер-текстильщик, хотя мне так и не довелось работать по специальности: сначала война, потом эмиграция… Но у тебя я быстро все вспомню.

Мишель Леви молча смотрит ему в глаза.

— Конечно, — говорит он. — Значит, ты совсем разочаровался в борьбе?

— Думаю, мое время истекло. На смену нам придут другие, у них это выйдет гораздо лучше. Кроме того, я должен забрать из Испании самое дорогое для меня существо и дать ему счастливое будущее.

— Да. Я тебя понимаю. Но почему именно в Шанхае?

— А почему бы и нет? Чем дальше, тем лучше.

Обрадованный Леви уверяет, что обязательно поможет Киму, а когда выздоровеет и вернется в Шанхай, они подробно все обсудят и отметят его выздоровление.

— Но сейчас главное — Крюгер, — добавляет он неожиданно жестким тоном. — Будь очень осторожен и держи с ним ухо востро, этот негодяй очень хитер и абсолютно лишен совести. Итак, повторяю: с некоторых пор его зовут Омар Мейнинген, он владелец клуба «Желтое небо», самого модного и шикарного заведения Шанхая. Он там бывает каждый вечер…

Ким напряженно вслушивается в сдавленный, болезненный голос друга — сдавленный, как его немощное тело, и болезненный, как воспоминание о страданиях, которые оно познало. Для Кима сейчас не существует ничего, кроме этого голоса, этой боли, он верен старой дружбе и своему долгу. Перед его мысленным взором мелькают сцены насилия и унижения, которые ему хотелось бы навсегда забыть, при всем уважении к памяти погибших товарищей, и, уйдя в себя, он не замечает, что происходит внизу, у его ног, не видит тот знак, который отчетливо вижу я, который мы с вами видим: огромный огненно-красный скорпион медленно ползет на изогнутых лапах по белоснежным плиткам, приближаясь к ногам друзей и поводя из стороны в сторону своим страшным жалом, пламенеющим пунцовым шипом. «Откуда тебе все это известно, если тебя там не было? — спросите вы. — Откуда ты знаешь про сдавленный голос и огненного скорпиона? Да и как мог оказаться скорпион на сверкающем стерильной чистотой полу в роскошной дорогой клинике в пригороде Парижа?…» Если вы когда-нибудь смотрели на алую вечернюю зарю, терпеливо дожидаясь последнего луча, который ярко вспыхивает, прежде чем умереть, вы, конечно же, поймете, о чем идет речь.

Повернув колеса своего кресла, Леви почти вплотную приближается к Киму и давит скорпиона, — он тоже не заметил блеска ядовитого жала.

— Когда ты сможешь отправиться в путь? — спрашивает он с нетерпением.

— Когда прикажешь, капитан, — без колебаний отвечает Ким.

— Я немедленно позабочусь о билетах и деньгах. В Марселе сядешь на грузовое судно нашей компании, его капитан — мой друг, у тебя будет хорошая каюта… Ты спросишь, почему я заставляю тебя плыть на моем корабле, вместо того чтобы купить билет на самолет, уж не собираюсь ли я сэкономить несколько долларов? Разумеется, дело не в этом: просто таким образом ты сделаешь для меня еще одно доброе дело. Судно называется «Нантакет», а в каюте его капитана имеется некая вещь, которая принадлежит мне. Я хотел бы получить ее обратно. Речь идет о китайской книге, автор — Ли Ян; ты узнаешь ее по желтому переплету и прекрасным иллюстрациям. Есть и другая примета: на первой странице ты увидишь китайские иероглифы, дарственную надпись, выведенную красными чернилами, а рядом — алое пятно… Ни в коем случае не забудь: алое пятно. Ты должен потихоньку стащить эту книгу, так, чтобы капитан ничего не заметил. Не спрашивай меня, что все это значит, расскажу тебе в Шанхае… Если только выйду отсюда живым. Я могу рассчитывать на тебя, mon ami? [15] Друг мой (фр).

— Я сделаю все, о чем ты просишь.

— У тебя будет много вещей?

— Зубная щетка и браунинг с перламутровой рукояткой.

Леви улыбается, сидя в своем кресле.

— Вижу, ты не потерял ни храбрости, ни чувства юмора.

— С первым дело обстоит лучше, чем со вторым, — отвечает Ким.

— Отлично. Тебе понадобится одежда и деньги. Я прикажу выплатить три тысячи долларов, в Шанхае купишь все необходимое.

— Я думал, японцы разграбили город.

— Ничего подобного. В Шанхае можно найти то, чего нет в Париже, к тому же лучшего качества и намного дешевле. Если тебе понадобятся деньги или что-то еще, смело обращайся к моему партнеру, его зовут Чарли Вонг; я дам ему необходимые указания. Ты ни в чем не должен нуждаться. Купи себе хорошую одежду. — Леви улыбается, однако губы чуть кривятся от боли. — Рядом с Цзинфань ты должен выглядеть элегантно, она настоящая красавица… И последнее. — Он вынимает из кармана крошечный металлический предмет и, держа его на ладони, показывает Киму. — Знаешь, что это такое?

— Пуля от девятимиллиметрового револьвера.

— Точно. Та самая, которую полковник Крюгер всадил мне в спину, это она приковала меня к инвалидному креслу. Я хочу, чтобы ты вложил ее в рот проклятому мяснику, когда он сдохнет.

Ким молча кивает и пристально рассматривает пулю, словно пытаясь измерить холодную ярость, что дремлет внутри заостренного цилиндрика, лежащего в розовом гнездышке его ладони. Но думает он в этот миг не о предстоящем риске, не о трудностях и не о сложных путях неиссякаемой ненависти и неотвратимой мести, которые пересекут вместе с ним моря и достигнут иных земель, иного континента. Он думает только о тебе, Сусана, о далеком островке одиночества, где ты томишься и откуда он хочет тебя вызволить. Как часто много дней спустя, твердо веря в вашу грядущую встречу в Шанхае, он будет представлять твою улыбку, мечтать о том, как, избавившись от болезни, ты будешь гулять под пышными кронами деревьев на берегу Хуанпу: ты держишь его под руку, ты прекрасна, в твои волосы вплетены цветы, на тебе узкое платье из зеленого шелка с разрезами по бокам, как у юной китайской модницы…