Артур Чёрный - Мир всем вам

Эх, коротка ночь на земле… Эх, бледнеют пожары, прячутся по гробам неумелые плясуны… Кончается твоя дискотека. Обидно. У тебя еще полный ранец патронов. Ты можешь еще заказать не одну песню.

По домам, ребята. Больше не будет музыки. Такой праздник случается только однажды.

Всё, как лекарство, имеет срок годности. Не выдернуть минуты из прошлого, не повредив настоящего. Не бывать заново тому, что прошло, или ожили бы мертвые.

И всё же, всё же, всё же… Дай на тебя взглянуть еще хоть раз, стена волкам служащая оградой…

2000 — 2004 годы. Молодость — Доблесть — Чечня.

-------------------------------------------------------

ЭПИЛОГ

Февраль 2005 года. Дома:

Всё завершилось так, как я ожидал. Поездка туда не залечила моей души, не наладила жизнь и не вернула ей смысл. Я ничего не исправил в прошлом. Я только больше всё испортил и изломал. Ничего не повернулось к лучшему в моей жизни, а сделалось еще хуже. Война неспособна была лечить, она умела лишь мучить, лишь отнимать последнее. Она утащила у меня всё: и веру в будущее, и надежду на счастье, и мечту, и любовь.

Даже любовь, горькая, невезучая моя любовь, и та рассталась со мной. Ушла моя Эсмеральда, и, наконец, угомонилось сердце. Это случилось за неделю до нашей встречи, в какой-то из дней, когда я возвращался домой. Она так и осталась в Грозном, на той земле, что повязала нас общей бедой. Она была богиней в той жизни, и много раз останавливала меня на самом краю могилы. Но всё это кончилось, и разошлись наши пути. Мы встретились после Чечни, и у меня не оборвалась в душе. У меня уже не было никаких чувств, не было для нее ничего, кроме ненужных стихов.

Грозный обобрал нас до нитки. Я потерял Эсмеральду и потерял себя самого. Всего лишь себя самого. Она сберегла меня и потеряла брата. Он погиб там прошлой осенью, разменяв двадцать четвертый год.

…Со дня возвращения туда и до сегодняшнего, не было такого, когда бы я не думал о самоубийстве. Целый год хотел я лишь одного: поскорее приблизить смерть. Хотел встретить ее весной, ждал её осенью, звал в казарму и в собственный дом. А она вечно приходила к другим. Вечно пряталась от меня, заметая следы. Поднималась заря, а я стоял на ногах, падало солнце, а я оставался в живых. И так повторялось весь год! Что ни день, то скверная копия прожитого вчера, что ни час, то всё меньше надежды на смерть. А теперь, когда у меня забрали оружие, когда не стреляли вокруг, она стала такой роскошью, она укатила в такую даль, моя смерть, что я словно приблизился к вечности.

И вот я замкнулся в себе. Стал разговаривать с зеркалами, с портретами, со стенами в собственном доме. Стал сторониться людей. Для меня перестали существовать родственники и друзья. Они были где-то недосягаемо далеко, за дверью моей квартиры, которую я не открывал много дней. Много дней я сидел в своей комнате, и не находил ни одного важного дела, чтобы шагнуть за порог. Совсем зарос бородой, давно не смотрел в календарь… А теперь, ко всем бедам, ко мне привязался страх. Тяжелый животный страх, что легко одолевал разум. Он будил за полночь, бросал меня в дрожь и, как ребенка, загонял под одеяло. Этот ужас являлся из Грозного. Он находил меня каждую ночь и ни разу не ошибался дверью. А я не мог справиться с этим кошмаром… И этими же ночами ко мне приходили товарищи. Приходили в мороз, загорелые, в тельняшках, с оружием, легко одетые. Они погибли летом и помнились именно такими. Они садились рядом, долго разговаривали со мной, смеялись и вспоминали общее прошлое. На них не было трупных пятен, они ничуть не постарели за это время. С ними было так просто и так легко, что мне не хотелось никого отпускать. Но вот все брали оружие и поднимались, чтобы уйти. И, уходя, звали меня за собой. Протягивали руки и говорили: "Пойдем с нами". Я подавал ладонь и, радуясь непонятно чему, шел за ними. А, просыпаясь, знал, что этим летом они ждут меня там. Знал, зачем они приходили. Это была их миссия — заранее показать мне дорогу, чтобы я не заблудился без провожатого. Я понимал это. Понимал, что следующее возвращение станет последним. Понимал и снова хотел вернуться… Понимал и не знал, что делать теперь…

Оставалось только одно: ждать. Ждать неизвестно чего.

Когда на этой земле вновь наступит весна, я постараюсь все позабыть. Пусть прошлое оставит меня в покое, и больше не следует по пятам. Пусть память о прожитом перестанет наведываться в мой дом и приглашать в него мертвых. Я больше не хочу видеть их тени, они вечно оставляют следы. Да не на половицах, а сразу в душе. Я не желаю больше слышать об этой войне. Не хочу дружбы тех, кто делил со мной эти дни. Пускай они будут рядом, но не вспоминают Чечню. Я просто не могу жить с этим дальше. Пусть Бог поменяет мой путь. Пусть завтра начнется новая жизнь. Мерзавца или героя, отступника или пророка. Мне уже все равно, что ждёт впереди.

Теперь я хочу только одного: все позабыть. Но до конца жизни не смогу этого сделать.

Я позабыл чеченскую войну.

Не помню день ни первый, ни последний,

Не помню даже слабое мгновенье,

Прожитое в дурном ее плену.

Я позабыл, как ночью плачет дождь,

Стекая грязью к дну сырых окопов,

Как в них, насквозь промокшая пехота,

Пытается унять густую дрожь.

Как лопаются, складываясь в хлам,

Не выдержав огня многоэтажки.

Колонны беженцев униженных вчерашних,

Их слабый глас к давно минувшим дням.

Я позабыл. И нужно ль вспоминать

Тех черных лет кошмар переживаний,

Где столько бед за каждым из названий

Аулов, городов и даже дат.

Где память зла к былому и к судьбе

И ни одной ошибки не прощает,

Где до сих пор друзья не оживают,

Прижавшись к взрытой минами земле.

Приходят ли ночами сны тех лет

Или статья газетная тревожит,

Я через миг не помню и не должен

Вернуться в жизни прожитый сюжет.

Я все забыл и больше не хочу

Прижаться вновь к прикладу автомата.

Я долго так считал его за брата

И столько лет не верил в тишину.

Я позабыл Чечню и Дагестан,

Их горных зим простуды и бураны,

Глубокий снег, тяжелые туманы,

Седых вершин промерзший океан.

А город Грозный! Мрак его руин,

Кварталы стен, разорванные в клочья,

Смертельная безлюдность днем и ночью

Его войной истрепанных картин.

Я позабыл чеченскую войну.

Но отчего так долго и упрямо

Болят ее нелеченные раны

И лица тех, кто шел в одном строю?

Они приходят, павшие в бою,

И не спеша протягивают руки.

Зовут с собой, забыв в своей разлуке,

Что я живой. Я руку подаю.

Приходят вновь. Все вместе и одни.

А я так жду уже их в новый вечер.

Я их забыл бы с радостью, но нечем

Заполнить душу полную войны.

Из пустоты забытого никак

Не отыскать ни радости, ни счастья.

А может, просто жизнь была напрасной