Федор Шахмагонов - Гость

— Ты что там делал, в Германии?

— В крестьянском хозяйстве работал…

— Это ближе к хлебу. А Таня на фабрику попала… Там химия. С голоду да от отравления умерла. Написал ее родным один из тех, кто уцелел и вернулся. У него на руках девчонка и померла. Голодно было?

— Работа была тяжелая. Мать от сердца умерла…

— Схорониться бы вам в лесу… К Новому году их отсюда выбили. Последние дни лютовали, готовились деревню сжечь дотла… Грозились всех живьем сжечь. Евдокию Андреевну казнили. Расчистили около дуба площадку, с сука спустили веревочную петлю… Согнали всех на улицу… Фотографировали… А в это время на них нагрянул лыжный батальон. Солдат выбил ящик из-под ног Евдокии Андреевны, но никто из них отсюда не ушел.

— За что ее? — спросил я.

— Старая история… Евдокия Андреевна ненавидела мелких хозяйчиков и очень активно агитировала за колхоз. Была тут с одним у нее в те давние годы схватка. Был он противником колхозного хозяйства, его раскулачили…

— Я этого ничего не помню…

— А я разве помню, рассказывали мне… Он донес немцам, что Евдокия Андреевна встречается с советскими разведчиками.

Мы долго молчали, а потом Галя стала уговаривать меня перебираться с Севера к нам в совхоз. Обещала работу и мне, и жене моей. Гале я сказал, что женат, несколько изменив легенду. Я считал, что это последняя наша встреча.

Она дала мне московский телефон Анатолия Лебедева, советовала к нему заглянуть: дескать, он не раз вспоминал обо мне, горевал, что я погиб.

— Обрадуется! — уверяла меня она. — С ним посоветуйся. Нельзя замыкаться на длинном северном рубле…

Простились мы с ней в Ромоданове. Она поехала на центральную усадьбу, я пошел пешком в город к машине.

Уехал с твердым намерением больше на Вырку не приезжать. Здесь мне было невыносимо скрывать свое второе лицо.

Отъехал от города, остановился у леса, там, где припрятал чемодан с листовками.

Осторожность в этих делах не мешает. Я внимательно огляделся, подождал, потом пошел в лес, вытащил из кучи хвороста чемодан, отнес его в машину.

Какова бы, скажем, была реакция Соколова на такую листовку? Он даже не возмутился бы, ему это показалось бы смешным, и только. Содержание листовки не вызвало бы у него даже желания полемизировать.

На кого же рассчитаны эти листовки? Я подумал о Кондалакове. Взяточник, жулик. Как бы он отнесся к призывам в листовках? Под себя он греб, натаскал всякого имущества, был заражен болезнью предпринимательства, которая согнала нас с Мартой с насиженного места и толкнула на авантюру. Быть может, на таких, как Кондалаков, все это и рассчитано? Но что он мог? Взятку получить? А к серьезной коммерческой деятельности он не готов, да и не нужна она ему.

Так куда же мне деть эти листовки? Инструкция гласила, что разбрасывать их надо в местах большого скопления народа… Ну что же, сказал я себе, подождем подходящей минуты, там и решим…

В Москве я брал новый груз. Пока загружали машину, выдалось у меня несколько часов свободного времени. А почему бы, спросил я себя, мне не встретиться с Толей Лебедевым? Вечером я позвонил ему из автомата. Как это ни странно, но я узнал его по голосу.

— Здравствуй, Толя! — сказал я. — Говорит Сергей Плошкин…

Пауза. Не очень длинная, но пауза.

— Как, как? — переспросил он. — Плошкин? Сергей? Это какой же Сергей Плошкин? Неужели Сережка?

— Я.

— Откуда ты взялся?

— Побывал недавно на Вырке, про тебя наслышался…

— Вот что, Сережка, Сергей! Немедленно, сейчас же бери такси и мчись ко мне! Адрес знаешь?

— Как пишется адрес, знаю, а вот где твоя улица, как дом твой найти?

— Улица известная! Назовешь мой адрес шоферу такси — найдет. Я Гришке Степанову позвоню! Может, и он подскочит, если свободен, а не на заседаниях! Он теперь личность важная! Недавно ему присвоили звание генерал-майора! Жду!

Вышел я из автомата на площадь трех вокзалов и остановился на краю тротуара.

Куда я собрался? С ума, что ли, сошел?

Быть может, генерал-майор Гриша Степанов не придет на мое счастье! А что я буду плести Толе Лебедеву? Легенду о Севере?

Нет! Я не могу идти на эту встречу. Дороги к ним навсегда для меня закрыты…

Легла зима.

В морозные и снежные дни выпала мне поездка в южные края. Решил я навестить Василия Голубенко. Если для своих земляков я отверженный, то для него я в какой-то степени сотоварищ.

Поблизости от станции, где он жил, застала меня метель. Я поставил машину на шоссе возле крайнего дома, попросил хозяина присмотреть и пошел пешком к Василию. Надо было пройти километров пять.

Машину на шоссе оставил из осторожности, чтобы не подглядел ее номера мой «друг». Спрятал я форменную фуражку под сиденье, надел заячий треух. Устраивала меня и метель, в случае чего следы мои заметет. Воистину шел на «дружескую» встречу!

Открыл дверь Василий не спрашивая. Всмотрелся в меня, но в темноте не узнал.

— Здравствуйте, Василий Васильевич! — приветствовал я его с наигранной почтительностью.

Узнал он меня по голосу.

— Сережа?

— Я самый!

Дверь приоткрылась. Василий вышел на порог. Оглянулся. Ни зги не видно, густо крутила метель. Ветер рвал и гудел, вдали смутно белели пятна фонарей.

— Один? — спросил вполголоса Василий.

— Один!

Он поежился, ветер пронизывал его, он вышел в одной рубахе. Но в сени обратно не спешил.

— Чего пожаловал?

— Проездом случилось…

— Так и проезжай дальше! Поезжай, милый, поезжай! У меня тебе делать нечего, нам с тобой давно не по дороге!

Разозлился я не на шутку.

— Точно, что не по дороге! — бросил я ему с вызовом. — Я в гестапо не служил!

— Вон ты о чем! То дела старые, и за все я свое отбыл! И ничем ты не испугаешь!

— А если испугаю?

— Ах вон оно что? Пойдем вместе, там объяснишь, откуда тебе про те дела известно.

Хотел я ему показать его расписку, но остерегся, хотя чего же было остерегаться? Я уже все и так сказал, обнаружил свой след.

— Ну, бывай! — бросил я ему и отступил в метель.

Вот тогда-то следователь и сказал мне:

— С той поры мы и начали разыскивать Сергея Плошкина.

Я не знал, что Василий Васильевич Голубенко отбыл по закону строгое наказание за дезертирство, за сотрудничество с гестапо. Моей угрозы ему нечего было бояться, но по угрозе он понял, что неспроста я к нему прибыл. Так и заявил на другой день.

В ту метельную ночь я поспешил покончить с Сергеем Плошкиным. Я выбрал повыше сугроб, забрался в затишье от ветра и сжег паспорт Плошкина. Дождался, пока сгорели обложка и листы. Растер их рукавицами и пепел развеял по ветру.

Круг замкнулся.

Я Кудеяров, я один, и не с кем мне разделить ту миссию, которую на меня возложили.

Встреча с Василием была лишь эпизодом в моей жизни. Я втянулся в работу, находил в ней удовлетворение, подружился с Володей Соколовым, его друзья стали моими друзьями.