Владимир Лорченков - Хора на выбывание

Зимой и весной 2002 года Молдавию потрясли акции протеста, организованные вечно оппозиционной маргинальной Христианско-демократической Народной Партией. Агрессивное меньшинство, — несколько тысяч студентов и национал-радикалов, — разбили палаточный городок в центре города, перекрыв улицы. Они требовали отставки президента, правительства и парламента и присоединения Молдавии к Румынии. Они протестовали против введения курса русского языка в молдавских школах и против «русификации» страны. Все это вы могли прочитать в газетах. Ничего не добившись, они свернули палаточный городок через полгода и ушли. Молдавия так и не поняла, что же произошло на самом деле. Данная книга представляет собой авторскую интерпретацию произошедших событий, его личную трактовку полугодового противостояния власти и оппозиции, полугодового раскола молдавского общества. Все совпадения имен и событий неслучайны.

Облака масляно таяли за холмом, который из-за расчертивших его садов и огородов похож был на лоскутное одеяло. Юрий сунул ноги в холодную воду Днестра. Во рту у него торчала сигара, купленная в табачном киоске «Ветеран». Этими киосками Кишинев был тогда осыпан, как кожа больного — зудящей сыпью. Принадлежали они единственной табачной фабрике Молдавии, а те, — и фабрика и Молдавия, — были во владении коммунистов. Когда-то, перед очередными местными выборами, Юрий даже велел наклеивать на столбы плакаты с надписью «Горожанин! Коммунистический Ветеран — раковая опухоль нашего города!». Надпись он придумал сам и был очень ею доволен.

— Двойной смысл, подтекст, понимаешь? — говорил он помощнику, глядя из окна офиса своей партии на дом напротив, где жил солист группы «Здоб ши здуб». — «Ветеран» — название киосков коммунистической мафии и «ветеран» — как намек на возраст коммунистического электората. Бум! Чем я не политтехнолог?!

После этого Юрий, довольный, хохотал, а помощник, улыбнувшись, прибавлял громкости радиоточке, транслировавшей государственное радио Румынии. Помощник уже привык обыкновению босса отпускать плоские шутки, — он пускает их в пространство, как плоскую гальку по волнам моей памяти, — и самому же смеяться над ними, словно в опаске, что юмор его не оценят.

Юрий вспомнил об этом и улыбнулся. Сигара из киоска «Ветеран», — семь лей за штуку, — поплыла вниз, к плотине. За ней жадно потянулись одураченные мальки.

— Ботва! Вот вы кто, — сказал им мускулистый Юрий, и потянулся, стоя на валуне.

Здесь, в элитном санатории «Маловата» на правом берегу Днестра, Юрий отдыхал на правах председателя парламентской фракции Молдавии. Юрия это тем более радовало, что никакой Молдавии его партия не признавала, ратуя за объединение страны с Румынией. А в перспективе — за полную европейскую интеграцию. Получалось, что отпуск ему оплачивало государство — враг.

Где-то за спиной у него раздался звон колокольчиков. Чуть позже появилось и стадо. Коровы, со спекшимися от жары шкурами, заходили в воду по самое брюхо. Некоторые косились на молодого еще, лет тридцати пяти, загорелого красавца с аккуратной бородкой, стоящего на большом камне, поваленном в воду, но близко не подходили. Юрий, прикрыв глаза, вяло подумал, что не зря коров в индии обожествляют, — у этих животных врожденное чувство такта. Один телок, — видно, еще невоспитанный, — все-таки подошел. Юрий понял это, услышав совсем вблизи сопение, открыл глаза, и ласково похлопал телка по морде.

— Я приведу тебя в Европу, паскуда, — сказал он. — Только вот что мы с тобой там делать будем?

И почувствовал, как в крови его заиграло безудержное веселье. К таким резким сменам настроения в себе Юрий давно привык, — как всякий молдаванин, он был человеком экспансивным. Это проявлялось во всем, но большим образом, — в той затяжной политической борьбе, которую Юрий последовательно вел против всех президентов страны, парламентов (хоть сам в них и состоял), кабинетов министров и общественного мнения. Даже против себя: потому что прекрасно понимал — случись, не дай Бог, объединение с Румынией, там ему места не будет.

Спонсоры не раз упрекали Юрия в непоследовательности, советовали работать кропотливо, тщательно и неброско: принимать нужные законы, продвигать в правительство своих людей (саботаж, разумеется, но во благо в конечном счете, понимаете?).

Но Юрий, словно ведомый великими противоречивыми силами, то затихал на год — полтора, глядя на мир в оцепенении, то, словно выпив стакан огня, кружил вихрь акций, манифестаций, шумных митингов и бешенных драк. Сейчас, — стоя на валуне посреди игрушечной Молдавии, — он отдавал себе отчет в том, что находится на стыке таких состояний. Внутри у него будто оборвалось. Словно шагнул с вышки в десятиметровую пустоту над хлорированной водой бассейна. Словно руку уже порезал, края раны разошлись, а кровь еще не потекла.

Юрий простер руку, и заговорил:

— Взгляни на меня, румынский народ! Да, румынский, потому что право называть себя теми, кто мы есть, мы, бессарабские румыны, выстрадали депортациями, голодом, оккупацией… Снова мы во власти красных дьяволов! Коммунисты у власти! Мир будто ослеп!

Коровы смотрели на него с недоумением.

Пастух, набивший трубку, сел под ивой, искоса глянув на сумасшедшего, разговаривающего со стадом, покурил, и улегся спать. Ведь все пастухи тоже немного сумасшедшие.

Юрий репетировал выступление на митинге до тех пор, пока солнце не утонуло в Днестре. Наутро пастухи вытащили его баграми, и, обсушив, отпустили с Богом. Так в Молдавии начался новый день.

— Молчишь, — спросил президент Энгельса, и, не дождавшись ответа, чокнулся с Марксом. Тот, в отличие от Энгельса, глядел одобрительно.

— А как же, — поймав взгляд Маркса, — сказал президент, — Вино еще то! «Дионис», урожай 1988 года! Лучшего за последние тридцать лет не было.

В кабинет вошел советник по связям с общественностью.

— Ваше высокопревосходительство, — начал он, но президент Воронин перебил:

— Какое еще превосходительство?

— Ваше, — смутился советник, — Ваше высокопревосходительство. Официальное обращение к президенту республики Молдавия. Записано в Конституции.

Президент встал. Он сидел посреди небольшого архитектурного памятника: каменной скамейки, по краям которой скульптор установил гранитных Маркса и Энгельса. Раньше они сидели, обернувшись друг к другу, перед зданием парламента Молдавской ССР. Шутники постоянно ставили между ними бутылку водки. Тогда президент, — а в Советской Молдавии он был главой МВД, — постоянно требовал от подчиненных изловить злоумышленников. После обретения независимости памятник перенесли в глухой парк. Президент о классиках не забыл, — и после того, как в феврале 2001 года его партия коммунистов победила на выборах в парламент, а сам он стал возглавлять государство, — велел тайком принести памятник с Марксом и Энгельсом в свой рабочий кабинет.