Артём Явас - Sweet dream

Заскучав, Слава пощелкал кнопками радио, попал на Укупника: «Я не насильник, ей-богу, Сима, но жить так дальше невыносимо…» — и тут Виталий наконец не выдержал, заржал.

— Да, попса — это херня, — согласился Слава, переключаясь на радио-шансон. Остаток пути Виталий слушал «гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла» и тактично молчал, улыбаясь в боковое стекло.

Тем не менее, решив, что лишняя реклама ему ни к чему, он предложил Жене перенести перекуры к нему в кабинет. Со временем они там же стали и выпивать, и однажды он, набравшись храбрости, признался ей, что раньше постоянно бухал на работе. И даже траву курил временами. А теперь, сказал он, ему не хочется. Правда, сказано это было уже после второй бутылки. Но, черт, ему и правда не хотелось больше пить в одиночку.

Когда Боня заявил, что алкаши на плакатах ему поднадоели, Виталий взял цифровик и уговорил Женю попозировать ему с бутылкой «Красного золота», стоймя прижатой к груди. Потом обработал изображение в «Фотошопе», разогнал на плакат и показал шефу, пояснив:

— Подпись у нее на майке будет такая: «Держись золотой середины!» Я чуть позже пририсую.

Викторыч повел бровью, побурчал, что он «со своими фрейдистскими штучками когда-нибудь доиграется», но плакат утвердил.

Лето катилось по своим раскаленным рельсам. Офис дремал под музыку Олега Кострова, даже Боня стал заметно добрей и, разговаривая с женой по телефону, почти не орал. Виталий развлекал себя тем, что фотографировал сношающихся на горизонтальных поверхностях мух, а потом пририсовывал им реплики по типу «Ja, ja!», распечатывал на принтере и вешал на стену кабинета. Со временем получилась целая галерея, над которой потешались вся контора.

Попробовал суп — слишком горячий, обжигает губы. Виталий отставил тарелку, придвинул к себе пюре. Зачерпнул ложкой, перевернул, проследил за тем, как вязкая белая масса стекает обратно в тарелку. Аппетит куда-то ушел, когда — он и сам не заметил. Теперь вид еды вызывал какие-то неприятные ассоциации.

Он посмотрел на буфетчицу — та снова занималась своим кроссвордом. Вот женщина, подумал он. Живет, не тоскует. Ни о чем не думает, депрессий не испытывает. Таких пышек никакая депрессия не берет. И живут они дольше, и к жизни относятся дружелюбно, потому что взгляды уже давно сложились, и никакая реклама им мозги засрать не в состоянии. Другое дело молодежь — они смотрят на гламурных девушек с обложек, истекая слюной. Они начинают жить по нереальным стандартам. Они стремятся к тому, чего не существует, они напропалую фантазируют, они годами делят шкуру неубитого медведя, и они всегда в двух шагах от линии горизонта. Но что в итоге — разочарование, боль, депрессии, суицид…

«Может быть, поэтому я сам решил делать рекламу? — спросил он себя, разглядывая тонкие белые линии на запястьях. — Наверное. Чтобы не быть обманутым, я сам сделался обманщиком. Но решило ли это мои проблемы? Ни на йоту. На самом деле, меня по-прежнему легко обмануть. Но этот не тот обман, не тот сладкий сон, которого я желал бы. Взять вот хотя бы этого чувака, который занял мой любимый столик. Он, наверное, думает, в какой клуб ему податься сегодня вечером. Какую бабу снять. Он даже заранее представляет, как он ее трахает, — но когда он реально будет ее трахать, то представит на ее месте Уму Турман или Ксению Собчак, потому что иначе не сможет кончить. А кончить он захочет непременно на ее лицо, чтобы всё было как в немецкой порнухе — недостижимом идеале его пубертатных фантазий. Этот блондин, как и многие, ему подобные, обманывает сам себя, и поэтому никогда не получит то, чего хочет. Невозможно трахнуть рекламный плакат и невозможно нырнуть в нарисованный океан. Но пока он верит в реальность этого океана, его вселенная устойчива. И он живет полной жизнью. И проживет так еще долго. А я, рисующий эти океаны, я, презирающий его за легковерность и придуманное счастье, ненавижу сам себя, потому что хотел бы оказаться на его месте… Но уже не могу.»

Он обернулся к парню со смайликом на футболке. Тот сидел вполоборота, прямой как палка, и с тоской смотрел в окно. Потерев растерянно подбородок, Виталий пожал плечами. Неожиданно захотелось подсесть к этому чуваку и пожаловаться на жизнь. Просто выговориться, и неважно, что тот ответит. Эффект попутчика, елки-палки…

Сам удивившись этому желанию, он отвернулся.

Женя заходила к нему всё чаще. Послушав музыку, которую Виталий ставил за работой, она как-то поинтересовалась, нет ли у него Лу Бега. Назавтра он по дороге на работу купил диск Лу Бега «A little bit of mambo», соврав ей, что взял его дома. Теперь издевательство над мушиными свадьбами проходило под зажигательные латинские ритмы. Еще через неделю из интернета была скачана песня «Волчица», и каждый их перекур стали сопровождать взволнованные вопли Александра Добронравова, которому, судя по всему, отказывалась давать какая-то баба, и бедняга очень от этого страдал.

— Глупая песня, — сказал как-то Виталий. — Не пойму, почему она тебе так нравится. Ты считаешь себя волчицей?

— Почему сразу глупая? — Женя стряхнула пепел в блюдце. — Нет, не считаю. Но укусить могу.

Она показала зубы. Виталий вскинул руки, сделал преувеличенно испуганное лицо, и оба рассмеялись.

Со временем он стал находить кайф в ее музыкальных вкусах, понемногу начиная считать их своими. Хотя скажи ему о таком кто-то пару месяцев назад, он бы не поверил. Когда однажды Женя сказала, что ей нравится эта электроника непонятного происхождения, которую он слушает у себя за дверью, Виталий внутренне возликовал — ему всегда казалось, что от его музыки всех передергивает. И дверь в свой кабинет с тех пор всегда оставлял приоткрытой, хотя, вообще говоря, открытые двери бесили его с глубокого детства — с тех пор, как у него дома жили хомяки. Пушистые комки часто выбирались из своей коробки и разбегались по квартире, а отец, приходя пьяным, постоянно наступал на них, множа маленькие могилки в кустах за домом и заставляя Виталика плакать от бессилия…

Всё было хорошо, всё было прекрасно. Огорчало только то, что для друзей и знакомых он был Виталиком, но Женя упрямо продолжала называть его полным именем, как, впрочем, и всех обитателей офиса. Вместе с тем она никогда не отказывалась остаться после работы и выпить с ним пива (от халявного вина к лету всех уже тошнило). Поразмыслив, он решил, что девушке, возможно, и самой хотелось бы общаться более доверительно, но рабочая обстановка к этому не вполне располагает, и абстрагироваться от нее возможно только когда рядом нет посторонних. А поскольку гора не шла к Магомету, и все его попытки вытащить Женю куда-нибудь заканчивались неудачей, Магомет решил довольствоваться теми условиями, которые имелись.