Дмитрий Савицкий - Passe Decompose, Futur Simple

Здесь водились сонные аккуратные старички, день-деньской дремавшие под липами, а возле песочницы, полной полуголых карапузов — чудесные, по-французски с трудом изъяснявшиеся девочки бэби-ситтеры, здесь за спиной у Сивильской Белянки молодой самурай с окаменевшим от благородства лицом, взлетал выше балюстрады, выше туповатого мраморного льва, бил пяткой пятнистый воздух, и, с мягкостью пумы приземлившись, веером расслаивался на добрую сотню полупрозрачных образов…

Под баскетбольным щитом огромные черные ребята растаскивали наскакивающих друг на друга взмыленных игроков. — Putain! — вопил кто-то, mother-fucker, kill him!.. Ferme la, espece de ass-hole, — раздавалось в ответ. Пестрая толпа, сидевшая под зонтиками кафе со скукой наблюдала за потасовкой.

Люко для Бориса был его единственным домом, местом, где он знал всех и где все знали его. Когда его спрашивали, какое у него гражданство, он отвечал — Люксембургское… Je suis le citoyen de Luxembourg! De jardin de Luxembourg…

Ярко-красная тарелка фрисби, взлетевшая выше крон каштанов, по мягкой кривой возвращалась в руку загорелого, в драные джинсовые шорты одетого, парня.

— Привет, Бернар, — окликнул его Борис. — Я думал ты в море…

— На пособии. С октября начну. У меня от волн уже рябь в глазах, как на пустом экране телека…

Бернар, вытер потную руку о шорты и протянул Борису: — Мы играем против бошей в воскресенье. Придешь?

Борис снял пиджак, развязал галстук. В густой тени на скамейке спала, подложив рюкзак под голову, молодая девушка. Ее русые волосы текли вниз, её блузка сползла оголив плечо и грудь. На земле валялся зеленый мишленовский гид по Франции. Стефан и Жан-Люк, устроившись на креслах рядом, тихо переговариваясь, курили.

— Хороша? — спросил Стефан. — Шведка, судя по гиду…

— Ничья? — вступил в игру Борис.

— До вечера, не позже. Пусть отоспится, — широко улыбнулся своей застенчивой улыбкой Жан-Люк.

Облако густой рыжей пыли заволокло их — по аллее за их спинами вяло протопала вереница гривастых пони. Вместе с пылью горячий ветер донес острый запах мочи и масла для загара. Запершило в горле.

— Как вы можете здесь сидеть? — прохрипел Борис, — в этом хамсине?

Стефан, откинув голову назад, выпустил дым через ноздри, поправил темные очки. По плечу шведки ползла, складывая крылья, божья коровка.

— Не бросать же девушку одну… — сказал он.

На четвертом корте кто-то из новеньких играл против Этьена. Крепкий подвижный парень, судя по стилю — американец. На третьем двое мальцов упорно лупили мимо, вопили и ругались страшными взрослыми словами. На втором — Альфредо давал урок очередной толстушке, на первом — пили воду взмокшие Дэвид и Роджер…

Борис, со всеми поздоровавшись, нашел свободное кресло и перетащил к сетке корта. Ян курил короткую вонючую партагас, Люк и Аллан, сдвинув головы уткнулись каталог Брайтлинга, Реми бинтовал колено, какая-то писюшка хихикала на коленях Антуана, Олаф и Фабрис, мокрые, как после душа, блаженно сидели с закрытыми глазами.

— Я подаю вторую подачу… — рассказывал Ян.

— А за это время они растащили полстраны! — раздалось сзади.

— И вижу, что прямо за Жан-Пьером, сидит какая-то бабенка, лет тридцати пяти, поставив раздвинутые ноги… — О чем ты говоришь! Я платил за свою первую студию на Сен-Жорж девятьсот франков! — … на стул и заголив ноги. И под юбкой у нее ровным счетом ничего нет…

Олаф хихикнул: — Кроме собственного меха!

— Да и то, немного, — продолжал Ян.

— А теперь? — продолжал невидимый голос. — За эту клетку без ванной и с картонными стенами. Когда мой сосед чихает, у меня падают книги с полки. Мне даже слышно, когда он рвет волосы из ноздрей!

— Я, конечно, промазал вторую подачу. Пятнадцать-тридцать. Перехожу подавать налево. Поднимаю ракетку.

— Четыре двести каждый месяц!

— И подать не могу! Кошара её смотрит на меня, что твое дуло пулемета. А сама она, как бы меня не видит.

— Нет, ты помнишь? На шестьдесят франков можно было вдвоем отужинать, с вином и кофе.

— Окей! Возле самой сетки лежит мяч. И я говорю Жан-Пьерру — гони мяч, мол тот, что у меня — сдох, скончался. Он поворачивается, идет к сетке и ничего, скотина не замечает.

— Я тебе скажу. Эти зеленые. Борьба с загрязнением. Главное загрязнение это не выхлопные газы.

— Отсандаливает он мне мяч. И, что твой Агасси, танцует на приеме. Ждет, когда я снова врежу мимо.

— Это не нитраты.

— И за секунду до подачи, в башке его видно допроявляется все-таки снимок. Я вижу, как он дергает головой, и, словно, какая-то сила его тянет — оборачивается…

— И не сточные воды…

— И тут же возвращается на исходную — морда перекошена, рот дергается, ракетка стучит о битум — гвозди заколачивает.

— Главное — это загрязнение мозгов. Политика и реклама.

— Я выигрываю игру и тут он, предлагает меняться сторонами.

— Они нас принимают за идиотов! Они думают, что мы бесконечно будем глотать всю эту муть… Запивать её дешевым розовым…

— Хотя сам отказался играть на солнце. В общем, тот еще матч…

— А что эта шалава? — спросил кто-то.

— Эй, рускофф, как ты там, переделал рекламу про пеленки?

— Эта salope? Так и сидела, проветривала свои складки, пока не появился Гийом. Ян зевнул и выпустил клуб дыма.

— Как ты можешь курить эту мерзость? — спросил Алан.

— Он выпендривается, а не курит! Ты же не затягиваешься? — спросил Олаф.

— Сигарами затягиваются пижоны, — Ян мелко сплюнул.

— Рускофф!

— Оставь, он кимарит…

— И он её уволок?

— А… Ему любая точилка для карандашей подойдет, — раздался голос Антуана.

— Борис этот клип про пеленки переделал на француженок: Meme moullier elles sont seches!

— Для карандашей? — загасил наконец сигару Ян. — Да там болванки для ракет можно обтачивать!

— Ну и мерзкие же вы типы, — весело вставила писюшка. У вас одно в голове!

— Ты знаешь, кто нам устроил эту блядскую эпидемию?

— СПИДа?

— Мамзель Веро! — встрял, разлепив один глаз, Фабрис. — Ты уже раза четыре кончила, ерзая на коленях у этого охламона, которому придется ставить новый зиппер на джинсы… Лицемерить в такую жару!

— Я тебе скажу без дураков, на все сто: гондонная промышленность запустила на орбиту этот СПИД. Представляешь, какие они нынче делают бабки?

Американец явно был сильнее Этьена. Его пушечные подкрученые подачи Этьен сандалил либо в сетку, либо — в аут. Справа он лупил отменно, но и Этьен был способен ответить не хуже. Зато слева у янки был чудовищный удар. Он низко подсаживался под мяч и, вместе с ударом разжимался по спирали, поднимался, широко разводя руки, чуть проваливаясь вслед за мячом. И до последней милисекунды не было видно — будет ли это удар по линии или неожиданная диагональ.