Александр Ласкин - Дом горит, часы идут

Когда собирается столько молодых людей, сразу становится весело. Может показаться, что они едут на пикник.

8.

Чего требовать от детей? До тех пор пока Роше им не втолкует, они не закроют рта.

Зато когда объяснит, посерьезнеют. Поймут, что для их руководителя нет мелочей.

Тут главное – точность. Однажды забудешь сказать спасибо, а потом будет поздно.

Так что надо спешить. Выразить благодарность врачам за аптечку, а Шейферу за то, что доставил ее к поезду.

Лицо у Константина Константиновича вдохновенное. Даже когда он договаривается о теплой одежде, оно горит нездешним огнем.

Да и как без огня? Ведь воображение рисует толпы ожидающих его помощи.

Не сказать, какие возникают ассоциации. Оправдывает Роше только то, что это имя он не произносит вслух.

Сами догадались? Вот-вот. Ему тоже следовало накормить множество людей.

Полного сходства нет. Наверное, ему и хотелось, чтобы спутников было двенадцать, но поехали только восемь.

Иными словами, двенадцать за вычетом четверых. Трудно сказать, кого не хватало, но точно обошлось без Иуды.

Представишь такое – и иначе смотришь на все. Начинаешь думать, что самые далекие от поездки вещи как-то с ней связаны.

Вот, к примеру, папье-маше. Прежде он относился к этому предмету равнодушно, а сейчас с некоторым предубеждением.

Во-первых, немного смущает холодность. Во-вторых, способность принять любую сторону и вернуться в первоначальное положение.

Так что у всех свои фантазии. Если у Роше они не столь легкомысленные, как у Коли и Саши, ну так он не ребенок, а большое дитя.

9.

Потом, глядишь, роли переменились. Роше смеется, а Коля на удивление серьезен.

Наверное, понял, что детство кончается? Что из этого путешествия он вернется другим человеком?

Потому Блинов безразличен к тем людям, которые умеют только подпускать шпильки.

Существует такая порода умников. Сами на улицу не выйдут без особой надобности, а с другого спросят по полной…

Непременно пошутят: если Блинов собирается помогать уральцам по алгебре, то вряд ли из этого выйдет толк…

Да ну их, скептиков… Кажется, эти слова до него доходят откуда-то издалека.

И еще такая, прямо скажем, неожиданная мысль.

Как было бы здорово сделать что-то, за что сажают в тюрьму или отправляют в солдатчину…

Убивают, наконец…

Поразительно это желание поступка. Еще удивительней ощущение того, что одним поступком вряд ли спасешь всех.

Глава четвертая. Житомирцы на Урале

1.

Больше всего проблем у Роше. Ко всем прочим его заботам прибавились обязанности хроникера.

Так что на сон практически нет времени. Глаза слипаются, а он что-то записывает в тетрадь.

Еще одно последнее сказание… Так Летописец не смыкает глаз до тех пор, пока не поставит точку.

Роше чувствует себя в долгу не только перед историей. Каждую его строчку с нетерпением ждут в родном городе.

Как видно, это первая попытка сообщить новости в режиме прямого времени. С поправкой на то, что почта работает отвратительно.

Итак, они приехали. Еще не начало испытаний, а кое-чем уже можно поделиться.

Такова российская жизнь. Трудно не только работать на голоде, но передвигаться по железной дороге.

Даже ожидание становится препятствием. Просидишь на вокзале до ночи и чувствуешь себя в положении того, кому приехал помочь.

“После семидневного путешествия по российским железным дорогам, – пишет Роше, – которое правильнее можно назвать „истязанием“ по тому обращению с пассажирами, которое практикуется невозбранно и безнаказанно железнодорожным начальством, наш отряд добрался наконец до станции Белебей-Аксаково. Желая получить все необходимые сведения и указания от уфимского губернатора, я оставил моих милых добровольцев на этой станции, а сам поехал на несколько часов в Уфу… Уполномоченный российского общества Красного Креста В. П. Михайлов, с которым губернатор познакомил меня в своем кабинете, подробно, на карте уезда, выяснил мне все, касающееся местности и условий быта пострадавших от неурожая людей, а я в свою очередь ознакомил его и любезного хозяина с размерами представленных в мое распоряжение волынянами денежных средств, с составом моего отряда и программой нашей деятельности и, уверенный в самом широком содействии администрации, довольный результатом своего визита, прямо из губернского дома отправился на железную дорогу и в 12 часов ночи был опять на станции Белебей-Аксаково, где нашел всех своих спутников. Велико было мое изумление, когда они мне сказали, что начальник этой станции, несмотря на данное мне обещание взять их под свое покровительство ввиду симпатичной, по его мнению, цели прибытия нашего отряда в Уфимскую губернию, не обратил на них и малейшего внимания…”

Что за трогательный человек этот Роше! Видит, что жизнь все суровей, так он хотя бы словечком ее скрасит.

Не сломать людей этой породы. Если чем-то они и пожертвуют, то, конечно, не лексикой.

На равнодушие ответят приятной улыбкой и столь же славным определением.

Вроде не к месту “любезный хозяин” и “симпатичная цель”. Это все равно как в лесу вытащить кружевной платок.

Да и “милые добровольцы” чего стоят. Словно его спутники все еще барышни с бантами и юноши в белых рубашках.

Странные это формулы, но необходимые. Если их просто произнести, то что-то возвращается.

В первую очередь устанавливаешь дистанцию. Даешь понять, что это – ты и твои единомышленники, а это – все остальные.

Многое значит каждое из этих слов, но знаки препинания тоже не такая пустяковина.

Очень важны запятые, тире и двоеточия, а особая роль принадлежит кавычкам.

Ведь они что говорят? Что бы сейчас ни случилось, это уже когда-то произошло.

Людям с развитым воображением вспомнится ночь, теплая постель и любимая книга в свете луны.

В этой книге все уже сказано, а теперь как бы повторено. Так дерево на сцене напоминает оригинал.

“Переночевав там в „лучшей“ гостинице Мордвинкина, – сообщает Роше, – нерушимо сохранившей еще с гоголевских времен и полураздетого полового, и миллиарды клопов, кусающих хуже любой цепной собаки, мы на другое утро выехали целым караваном в с. Шаран…”

Почему-то ему весело… Особенно после того, как он увидел, что над этой бедностью, подобно мошкам, реют упомянутые кавычки.

2.

Немного передохнули, и опять вперед. Когда прибыли на место, стали распределять обязанности.

Ритм рассказа совершенно спокойный. Не выделяющий ничего из потока необходимых дел.

“Сообразуясь с местом еженедельных ярмарок и базаров, на которых могли приобрести продукты продовольствия, – пишет Константин Константинович, – мы разделили предоставленную нам часть уезда на несколько участков, среди которых открыли три склада для муки, крупы и соли. Закупку и доставку во все склады и по всем участкам муки, крупы и соли, кирпичного чая и сахара, а также заведование главным складом, сопряженными с этим разъездами и общее руководство продовольственными делами я принял на себя. Затем участки поручили следующим членам отряда: первый участок с центральным при нем главным складом в с. Ратманово в составе двух сел и одного поселка, 504 дворов и 1 582 душ обоего пола поручен К. К Роше и А. М. Гликбергу; второй участок с центральным складом в с. Акборисов о, в составе десяти сел, 481 двора, 2 931 души – О. И. Грабовской и Н. И. Блинову; третий участок с центральным складом в с. Базтееве, восемь сел, 905 дворов, 5 114 душ – сестре милосердия Н. И. Петрашевской и А.С . Васьковскому; четвертый участок – сестре милосердия Е. З. Будзинской – З села, 234 двора, 1484 душ обоего пола; пятый участок – 5 сел, 415 дворов, 2 718 душ обоего пола – сестре милосердия Е. С. Москаленковой. Всего же в шести участках заключается 31 населенный пункт, 2 773 двора и 15 300 душ”.