Николай Шипилов - Остров Инобыль. Роман-катастрофа

— А…

— А что касается Министерства катастроф, помилуйте… Садитесь! — указал он Чугуновскому на уютную палевого цвета визитку. — Я вам расскажу, что такое это министерство, чьей помощи вы ждете.

Чугуновский подчинился и сел на указанное место.

Федор Федорович расположил свое массивное тело на маленьком табурете напротив. Все время короткой паузы он покачивал перед собой, как камертоном, указательным пальцем правой руки, а в левой придерживал под мышкой большую амбарную книгу.

— Так вот. Первое. Министерство катастроф — это государство в государстве, со своим бюджетом, лучшей военной техникой и вооруженной до зубов армией. А укрощает это министерство одну единственную стихию — шальные денежные потоки, сударь. Ferschteen?

— Ia, ia… Naturlich…

— А потому тайга горит, торф горит, сушу заливает, реки высыхают. Больше горя — больше денег. Скажу вам, Валерий Игнатьевич, что численность одного офицерского корпуса этого дутого министерства вместе с вооруженными отрядами равна… Знаете чему?

— Китайскому населению?

— Нет, но цифра эта сопоставима с количеством личного состава всех сухопутных войск России! Она, вместе с приданными пожарными, превышает миллион голов. Каково? Лучшая техника бывшей Советской армии также переподчинена эмчеэс. У них лучшая спецсвязь и система кодирования по всей России. Понимаете ли вы, куда ветер дует?

— Так это же хорошо, — рассудил Валерий Игнатьевич. — Это шанс!

— Кому хорошо? Вам? Мне? России? Это не шанс, это — новая интернациональная опричнина. Она ждет своего часа. Только русским от этого не поздоровится. А час этот, может статься, уже пробил…

— А ну вас! Давайте-ка выпьем лучше за наше знакомство! — сказал несгибаемый Чугуновский. — Люблю послушать бывалых людей, но исключительно за рюмочкой хорошей калининградской водки «Флагман»! — и, щелкнув кончиками пальцев, прокричал с сонной сипотцою: — Домра-а!

— А-а-а! — с первого этажа альтовым эхом отозвалась, как показалось, женщина.

— Она что, не уходила домой? — вспомнив что-то, нахмурился Чугуновский.

— Наверное, деревню затопило… — предположил Федор Федорович, не отрываясь от своих ученых записок в гроссбухе. — Вернулась, бедная…

В доме Чугуновского Раисе Крянгэ дали хорошей воды из прозрачной баклаги.

Не казалось странным, что в мире, переполнявшемся водой и теряющем обетованную сушу, кому-то хотелось пить. Ей хотелось. Пробираясь — где по щиколотки, а где и по пояс в воде — на холм к высокому дому, куда еще не подступила хлябь, Раиса черпала черную воду пригоршнями, но не могла заставить себя пить ее. Она, как в черное зеркало, смотрелась в эти пригоршни с водой, говоря себе одними губами, безголосо: «Будьте прокляты… Будьте вы прокляты…» Она говорила это тем четверым юношам, которые мастерили плот вблизи уходящей в воду дороги. В этом месте заглох движок низко сидящей Раисиной иномарки, когда красивые дома нужного ей поселка уже виднелись за летным полем спортивного аэродрома. Тогда она попросила у юнцов совета: можно ли завести машину? Они подошли и зверски изнасиловали ее в ее же машине. И шла теперь цыганская княгиня сквозь обвальный ливень с яростной ненавистью к своему телу. Шла взять у Крутого оружие. Купить его и вернуться. Они не уйдут. Зря они ее не убили, полагая, что в мире уже наступил хаос, что все концы уже ушли в воду. С нарядного ее платья в алых розах по черному полю, казалось, облетели алые лепестки. Однако она ничего не сказала приютившим ее людям. Только спросила о том, где стоит нужный ей дом.

Советник Сувернев старался не выказывать своего любопытства по поводу порванного платья или цели цыганского визита к Крутому, но не отказался бы узнать что-то полезное для себя и каким-то образом обернуть против того.

Он сказал так:

— Вряд ли вам откроют калитку в том доме.

— Почему? — со всем холодом равнодушия, на какое способна оскорбленная женщина, спросила Раиса Крянгэ. — Он ждет меня…

— Ну-у… Если ждет — рискните… — чувствуя, что цель уходит из зоны его влияния, Сувернев заложил обверштаг — он сделался простодушно любопытным и не постеснялся спросить: — Похоже, вы цыганка? А владеете ли вы гипнозом? Если «да», то я попросил бы вас о помощи! Может быть, вас послала нам судьба!

— Нет. Я не владею гипнозом. Цыганский гипноз — это миф…

Она держалась на сокровенной силе духа. Она хотела бы вообще не видеть мужчин с белой кожей, хотя знала и цыганских самцов в многообразных проявлениях скотства. Но те были одной с нею крови.

— Как-нибудь… Как-нибудь… — губами сухими и жаркими, как порох, шептала она, и расширенных зрачков не видно было во тьме ее цыганских глаз. — Потом…

Сувернев умел по движениям человеческого тела, глаз, по жестам и изменениям в голосе, по тому как садится или встает, как берет в руки какие-то предметы, определить лжет или нет его собеседник. Многое в человеке происходит помимо его воли. Да и в чем волен человек? Лишь в игре, может быть. Потому и любит играть с библейских времен. Вот Ева поиграла со змием-искусителем, а игра до добра не доводит. Сейчас перед советником юстиции сидела экзотического племени дама. Однако он оказался бессилен определить меру ее опасности или лживости. И не разведчица ли она не лыком шитого господина Крутого? Она, казалось, охваченной огнем лихорадки. Почему? Неожиданной выпала дорога? Но ведь многие породистые цыганки обладают даром предвиденья. Зачем она пошла в эту дорогу? Значит ли это, что в поле ее предвиденья не попадает собственная судьба? Впрочем, на долгие и отвлеченные размышления времени не было: дама могла встать и в любое мгновение продолжить путь нетвердой своей походкой. Оказия обрывалась. Советник успел заметить белые на загорелых пальцах полоски от многих колец и подумал, что уж не начались ли грабежи на дорогах.

— Вам нужно переодеться, — сказал он цыганке, окаменевшей в жестком кресле. — Я сейчас пришлю к вам… А впрочем… Пройдите и подберите себе все, что нужно, сами.

Она не отвечала.

Агент Сергей, смутно догадываясь о причине этого молчания, помаячил указательным пальцем перед раскрытыми глазами цыганки. Она не шелохнулась. Сергей вопросительно глянул на Сувернева — тот поднес свой указательный палец к губам: тс-с-с!

— Это перо — знак богини Маат… Она — звездная дочь бога Солнца… — голоском дошкольницы проговорила вдруг цыганка Раиса Крянгэ, а губы ее при этом остались сомкнутыми. — Смотри, проклятый: этот иероглиф обозначает отмель Нила, где я предам тебя смерти…

— Чур меня, чур, бинть! — крестясь, шепотом сказал агент. — Страшно! Ведьма таборная! Она в трансе!..

— Тс-с-с! — повторил советник, хмурясь, и решительно погрозил ему пальцем.