Николай Шипилов - Мы — из дурдома

Какое же отношение вышеизложенное имеет к способности доброго Юры Воробьева перемещаться во времени и пространстве? Самое прямое. И это никакое не волшебство, я бы назвал это чудом. Люди, как дети, не видят между ними различия, поскольку внешне они как будто сходны: и чудо, и волшебство нарушают то, в чем мы привыкли видеть привычные закономерности нашего земного существования. Однако между ними существует принципиальная разница. Волшебство — следствие совершающегося по попущению Вседержителя вмешательства темных сил в обыденное течение жизни. К магии способны лишь те, в ком вызрели греховные страсти. Чудо же — оно не зависит от воли человека, оно возжигает в его душе свет. О чуде можно только просить в молитве, но кто из нас, грешных, способен рассчитывать на него?

Но Юра был добр по своему устройству, добр органически, он даже не осознавал этого в своей простоте, как металлический камертон, дающий настройку огромному симфоническому оркестру во всем этом, лязгающем танковыми траками, Novo Ordus.

Недавно профессор Маллетт разработал способ путешествия во времени, основанный на известном уравнении Эйнштейна E=mc2 . Согласно Эйнштейну, искривление пространства приводит к искривлению времени. Это означает, что, теоретически, во времени можно путешествовать так же, как и в пространстве. Черные дыры — это пространственно-временные туннели во Вселенной, космические струны, каждая со своим звучанием. Любой из этих феноменов предлагался уже в качестве способа для путешествия во времени. Однако — увы! — осуществить все эти идеи не представляется возможным по одной причине: теоретически-то с помощью этих методов можно деформировать пространство-время, но для этого потребуется гигантская масса. Где взять этот архимедов рычаг? На мой взгляд, это академическое чудо маэстро Маллетта — есть вульгарная любознательность хулигана от науки.

Для Юры же Воробьева настоящие чудеса путешествий во времени начались давно, о ту пору, когда он, пионер, член кружка юных авиамоделистов, взял плетеное лукошко и позвал подругу Дашу Забубеннову поехать на электропоезде за первыми сморчками. Но лишь только углубились они в лес, как заметили круглый проржавевший кусок металла, издалека напоминающий артиллерийский снаряд. Несмотря на половонезрелый возраст, не помешавший ему, однако, пригласить в лес подружку, а не дружка, Юра был весьма грамотен технически и «сработал» тоже на ять. Он повелел Даше отойти на безопасное расстояние, осторожно приблизился к ржавому предмету и обнаружил, что — да, да, да, и еще раз да — это действительно дальнобойный снаряд времен Великой Отечественной войны. Такие шняги попадались в подмосковных лесах ничуть не реже, чем рыжики.

Привычно и умело Юра извлек детонатор — детонатор совсем сгнил. Юра положил его в карман ветровки — чего добру пропадать? — и, подозвав Дашу из кустов, направился к железнодорожной платформе, почему-то ему стало уже не до грибов.

А на платформе ему вдруг вспомнились, как они с мальчишками били тяжелыми предметами по патронам, и получался маленький взрыв. Он попросил девочку разыскать два кирпича. Та послушно принесла две половинки, Юра и ударил…

— Ни взрыва, ни даже легкого колебания предосеннего воздуха я не почувствовал, друзья мои по табору… — рассказывал позже Юра соседям по палате, в том числе и мне. — Но неожиданно я оказался в каком-то мире, где ни солнца, ни какого-либо другого светила в небе не было видно, а все заливал багровый, неизвестно откуда исходящий, свет. Небо и все пространство вокруг было «исчерчено» светящимися, пересекающими друг друга сполохами, которые потрескивали и искрились наподобие молний. Под ногами пузырилась жидкая черная грязь. Она доходила мне почти до колен, я подумал: влетит мне от мамы за кеды! Грязь эта простиралась необозримо далеко, как мечты честного труженика о социальной справедливости. Было такое впечатление, что эта жижа — везде, и что именно она, эта трясина, является почвой, верхним слоем той планеты…

Но самое удивительное было то, что Юра Воробьев отчетливо понял, что планета эта есть ни что иное как Земля. А он стоит на том же самом месте, где стоял минуту назад. Но нет здесь ни полустанка, ни леса, ни любимой девочки Даши Забубенновой — это иная Земля.

Сколько времени он провел в том суровом измерении, Юра не помнит. Какие-то секунды, дробящиеся на сотые и тысячные песчинки. Потом все пропало. Юра увидел знакомый зеленый лес, асфальт железнодорожной платформы, и рядом — насмерть перепуганную пионерскую звеньевую Дашу. Посмотрел на кеды, на трико — грязь уже просохла, поди-ка ее разбери! Даша тоже видела все это. Но как-то неотчетливо, как сквозь туман или морось. Да еще краем глаза она заметила в стороне темное многоэтажное здание с пустыми провалами окон, которого раньше не примечала.

А тут подбежали люди в железнодорожных, милицейских, врачебных и армейских формах. Они скрутили Юре руки и отконвоировали пионеров в «тигулевку».

Дашу отпустили под подписку о невыезде, как свидетеля. Однако же и задержанный пионер мгновенно исчез из запертой камеры. Милицейские собаки выли беспрестанно. Они выли так, что пришлось их безжалостно усыпить, чтобы не сеять в городе панику. Территорию домзака толпами покидали тараканы, крысы, с нее улетали и гуленьки. Юру вторично арестовали на квартире плачущих, не понимающих, что же натворил их отличник Юра, родителей. А сыскари смеялись.

— Не злите меня! — просил, умолял гуманистов в штатском Юра, обливаясь сам невинными слезами. — Меня нельзя злить и пугать! Когда я сильно злюсь или пугаюсь, я улетаю, знайте! Я нужен отечественной оборонной промышленности!

Увы! Кто станет слушать ужасного мальца? В автозак его, неслуха! Но он снова исчез. Непосредственно из автозака. Теперь уже родители Юры смеялись, а сыскари плакали в предчувствии висяка:

— Отд-а-а-айте! Отда-а-а-айте нам вашего пацана!

Так продолжалось некоторое время, а потом Юра попал в засаду, ему немедленно вкатили аминазин и упаковали в «дурку» вместе с двумя сержантами и одним майором: они поочередно тронулись умами, охраняя Юру — нового Питера Пена. Так нищая мать семейства перебирает кости, не зная, что оставить на суп и что отдать собаке. Или съесть эту самую собаку. Галопирующая психика бедной мамы сбоит, двоится и расстраивается.

В отличие от СИЗО, в «дурке» Юре понравилось. Здесь он работал над созданием боевой микроавиации. Постепенно его идеей заинтересовался сам Сеня Парамарибский, к ней подтянулся умелец Фрол Ипатекин. Они плодотворно работали во благо тогда еще красного государственного флага. Но на переходе к флагу красно-сине-белому уже застрелился чей-то, но не наш с Юрой, товарищ Щелоков. Потом чредой пошли кремлевские катафалки, и клацнула людоедскими челюстями перестройка. Господа причислили Юру к борцам с коммунистическим режимом, наградили обещаниями, а вскоре и совсем позабыли о нем за ничтожностью и ненадобностью.