Майкл О'Двайер - Утопая в беспредельном депрессняке

Элизабет воззрилась на Винсента испепеляющим взглядом, пока он не отправился, вобрав голову в плечи, на поиски супруги. Виски тем временем на цыпочках прокрался к бару и налил себе солидную порцию «Джонни Уокера», чувствуя, что без этого ему не хватит храбрости достойно встретить то, что его ожидает.

— Хорошо хоть, что не прямо из горлышка, — заметила Элизабет. Ее икота куда-то испарилась вместе с гневом. — Так что это за планы совместного побега?

— Да никакой это не план. Просто мне вдруг пришло в голову, что это было бы здорово. Мы провели бы какое-то время вместе, и Хелене с Винсентом никто не мешал бы.

— Мысль неплохая, Джон. Я ее одобряю и поеду с тобой с удовольствием. Но, если ты опять будешь что-нибудь решать за меня, не поставив меня в известность, я просто прикончу тебя без всякой жалости.

Хелена заперлась в спальне, в которой Винсент не ночевал с тех пор, как привез в дом Элизабет. Она уложила свои вещи в два больших чемодана, оставшихся от лучших времен.

Винсент стучал в дверь, умоляя впустить, но Хелена гнала его прочь. Она не хотела его видеть. Сев на край постели, она обхватила голову руками, сожалея о том, что когда-то влюбилась в этого человека.

— Хелена! — требовал Винсент, поняв, что смягчить ее сердце мольбами и рыданиями не удастся. — Прекрати истерику и открой мне. Все, что мне надо, — поговорить с тобой.

— Убирайся, — отозвалась она. — Я ухожу от тебя.

— Не говори глупостей. Так я тебе и поверил. — Он действительно не верил, что Хелена уйдет: она уже пыталась сделать это раньше, но всякий раз возвращалась.

— Мне наплевать, веришь ты или не веришь. Я ухожу. И ты не можешь меня остановить.

— Ну хорошо, но это надо обсудить. Впусти меня, дорогая.

Хелена слышала его удаляющиеся шаги и продолжала с остервенением швырять вещи в чемоданы. Набив один из них доверху, она поставила его у дверей. Тут она услышала, как кто-то бегом приближается к ее спальне. Решив, что это не может быть Винсент, она открыла дверь, чтобы посмотреть, в чем дело. Винсент, который собирался высадить дверь с разбегу, стрелой влетел в комнату и, споткнувшись о сундук, стал отчаянно размахивать руками, ища опору. Но под руку ему попался лишь кисейный полог над кроватью, тонкий и непрочный.

Винсент рухнул на постель, запутавшись в кисее, и потянул за собой весь балдахин, накрывший его с головой. Он дергался и брыкался, пытаясь освободиться, но только глубже зарывался в кучу легкой сетки.

Хелена вздохнула. Не обращая внимания на барахтавшегося супруга, она закончила упаковывать второй чемодан, заперла его и направилась к дверям. Увидев это, Винсент изловчился и, поднявшись на ноги, весь обмотанный кисеей, протянул к ней руки и воскликнул:

— Я люблю тебя! Не уходи!

Хелена молча вышла из спальни в коридор.

Виски и Элизабет между тем были по-прежнему в гостиной. Сидя в двух огромных креслах, они вполголоса беседовали при слабом свете догорающего камина. Было слышно, как ветер свистит в оконных щелях, торопливо облетая землю.

Под треск рассыпающих искры угольков они рассказывали друг другу о себе. Они не замечали, что пламя затухает, пока от оставшегося в камине серого пепла не перестало веять теплом и они не оказались почти в полной темноте. Им было хорошо друг с другом, и даже ночная свежесть не могла им помешать. Виски все же встал, чтобы взять одеяло из шкафа под лестницей, а Элизабет тем временем перебралась в его кресло.

Вернувшись, он накрыл ее одеялом, подоткнув его со всех сторон и укутав ей ноги. Свернувшись калачиком, Элизабет наблюдала, как он пытается вдохнуть жизнь в погасший камин. Когда языки пламени стали лизать поленья, которые он подкинул, Виски хотел сесть в свободное кресло.

— Садись рядом. Так будет теплее, — сказала Элизабет, приподняв одеяло с одной стороны и отодвигаясь, чтобы дать место Виски.

Он сел рядом с ней и, накрыв одеялом ее плечо, оставил там руку, которая принялась поглаживать шею Элизабет. В ночной тиши они продолжали негромко делиться своими жизненными наблюдениями. Элизабет, положив голову Виски на грудь, слушала его голос, медленно погружавший ее в глубины сна.

Уложив Альфреда и Маргарет, сестра Макмерфи вернулась на первый этаж и стала дожидаться мистера Гудли на кухне. Она часто задерживалась, чтобы помочь ему убраться в доме после того, как старики и их внучки были рассованы по постелям. Ей нравилось общество мистера Гудли — он всегда был добр и внимателен. Кроме того, он был одним из немногих мужчин, которых не пугали ее габариты.

Две недели назад они стали спать вместе, пробираясь друг к другу на цыпочках по ночному коридору и возвращаясь к себе задолго до того, как проснутся остальные. Больше всего они боялись столкнуться с Винсентом. Они надеялись, что никто не подозревает об их отношениях, и для отвода глаз старались поменьше разговаривать друг с другом в дневные часы.

Войдя в кухню, она увидела, что мистер Гудли уже сидит за столом, ломая голову над очередным кроссвордом в «Айриш тайме». Она знала, что отгадывание кроссвордов принадлежит к немногим доступным ему развлечениям, и, налив чаю, тихонько присела рядом. Он всегда оставлял ей место рядом с собой, расставив на столе поближе к ней чашку с блюдцем, тарелку для закусок, испеченные им лепешки, банку с вареньем.

— Я полагаю, сестра Макмерфи, что после сегодняшних событий нам следует ожидать изменений в отношении домашнего устройства, — произнес мистер Гудли, закончив кроссворд и отложив газету в сторону.

Боясь, что кто-нибудь подслушает их разговоры, они договорились обращаться друг к другу по имени только в спальне.

— Откуда вы знаете, мистер Гудли? — с любопытством спросила сестра Макмерфи.

— У стен есть уши, и они информируют меня о том, что слышат. Сомневаюсь, чтобы в доме происходило что-нибудь такое, что не дошло бы до сведения того, кто умеет слушать не только слова, но и паузы между ними.

— Язык жестов, мистер Гудли?

— Вот именно, сестра Макмерфи. Сердце часто говорит то, что разум хочет скрыть.

— Продолжайте, продолжайте, мистер Гудли!

— Я убежден, что между мистером Уокером и мисс Элизабет возникла взаимная симпатия. Я обратил внимание на то, что в последнее время они чаще бывают в обществе друг друга, чем раньше.

— И?…

— Они много разговаривают, но не говорят ничего существенного. Слова им нужны для того, чтобы держаться вместе, они как будто боятся, что им придется расстаться, как только они перестанут говорить. А если они вдруг замолкают, то невольно касаются друг друга. Их тела выдают их сердечные желания.

— Вы преувеличиваете, мистер Гудли. Ваша романтическая натура заставляет вас видеть то, чего нет на самом деле.