Майкл О'Двайер - Утопая в беспредельном депрессняке

— Это бывает у всех.

— Да?

— Да. Расскажи мне, что ты делал вчера?

— Мне ничего не приходит в голову.

— Это потому, что ты не стараешься вспомнить, Подумай, Алекс.

— Я не знаю.

— Ты разве не помнишь, как помогал мне печатать фотографии?

— Да, да! Помню. Ты печатал фотографию этой смешной тети, которая все время бросала шляпу в воздух. Она похожа на маму. Она мне понравилась. А тебе?

— Да, мне тоже. А ты помнишь, как выглядит фотолаборатория?

— Ну, темная комната. Красный свет.

— Тебе было там страшно?

— Нет.

— А почему?

— Потому что ты был там.

— Может быть, эту темную комнату ты и видел во сне.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен. А какую песню мы пели в тот день?

— Ту, что на пластинке. Про волшебного дракона.

— А что вы с Бобби делали перед этим?

— Играли в прятки.

— Ну, вот видишь, и все это ты увидел во сне. Кусочки событий, происходивших в тот день.

— Правда? Это в самом деле так?

— Ну да. Твой мозг вроде почтового ящика. Все, что с тобой случилось днем, отправляется по почте. А ночью, когда ты спишь и мозг тебе не нужен, он просматривает всю полученную за день корреспонденцию.

— Значит, мозг никогда не спит?

— Нет, никогда.

— Вот это да! А сны — это письма в конвертах, обо всем, что было?

— Да.

— Спорим, Бобби не знает об этом.

— Вот и хорошо. Пусть это будет наш секрет, и никто, кроме нас двоих, не будет его знать.

— А у тебя есть еще секреты?

— Конечно. У всех есть.

— Зачем?

— Ну, наверное, так интереснее жить.

— Почему?

— Потому что если бы мы всё знали, то не о чем было бы спрашивать.

— Почему?

— Почему — что?

— Почему мы не знаем всё?

— Потому что тогда было бы ужасно скучно.

— Почему?

— Потому что мы знали бы все ответы.

— Как Бог?

— Да, наверное.

— А как ты думаешь, ему скучно?

— Возможно.

— Мне тоже так кажется.

— Почему?

— Потому что он создал нас.

— Ну и что?

— А мы только и делаем, что смешим его.

— Почему?

— Потому что он знает, что будет со всеми нами в самом конце.

— Хм. Мистер Гудли сказал недавно что-то похожее.

— Я не люблю Гудли.

— Мистера Гудли.

— Я не люблю мистера Гудли.

— Почему?

— Потому что он все делает украдкой.

— Украдкой?

— Он всегда подкрадывается незаметно. Бобби тоже ужасно не любит его.

— А за что Бобби его не любит?

— За то, что Гудли — мистер Гудли — всегда говорит ему, что надо делать. Бобби сказал, что мистер Гудли не его папа и что только Винсент может говорить ему, что надо делать.

— А ты делаешь то, что тебе говорит мистер Гудли?

— Да, все время.

— Почему?

— Потому что ты велел мне и потому что он сказал, что отрезает уши детям, которые не делают того, что он велит.

— Правда?

— Ага. Бобби говорит, что его спальня, наверно, набита ушами тех детей, которые не делали, что он велел. И еще там много пальцев мальчиков и девочек, которые таскали сладости из банки, не спросив у него разрешения. И языков людей, которые перечили ему, и еще куча всяких страшных вещей.

— Это все Бобби тебе рассказал?

— Ну да, а то кто же. Бобби говорит, что Винсент выгонит мистера Гудли, если мистер Гудли сделает с ним что-нибудь.

— Я не думаю, что мистер Гудли сделает с Бобби что-нибудь нехорошее. А ты как думаешь?

— Вчера мистер Гудли ударил Бобби.

— Я знаю. Бобби дерзил ему, и мистер Гудли его наказал.

— Но ты не бьешь меня.

— Да, не бью.

— А почему?

— Потому что нельзя бить людей.

— Тогда почему мистер Гудли ударил Бобби?

— Не знаю. Случайно.

— Он не должен был этого делать.

— Ты прав. Но все мы делаем ошибки. Людям свойственно ошибаться.

— А он жалеет, что это сделал?

— Да. Он даже сказал Винсенту и Хелене, что уволится, но они его не отпустили.

— Они рассердились на него?

— Немножко. Но он сказал, что сожалеет об этом и что это никогда не повторится.

— А Бобби сказал, что его выгонят.

— Ну видишь, а они не выгнали.

— Ох, это плохо.

— Почему?

— Бобби теперь будет ужасно злой.

— Почему?

— Он сказал, что они точно выгонят его. Он по-настоящему ненавидит мистера Гудли. А теперь будет ненавидеть еще больше.

— Нельзя ненавидеть людей, Алекс.

— А Бобби ненавидит всех.

— Да нет. Он просто так говорит.

— А нельзя нам отсюда уехать?

— Зачем?

— Я не хочу здесь больше жить.

— Почему?

— Потому что должно случиться что-то очень нехорошее.

— Ничего плохого не случится, Алекс. Поверь мне.

Три года прошло.

Почти.

Господи, как летит время! Особенно если нечем заняться. Когда тебе всего три года с небольшим, ты даже не можешь погоревать как положено. Все, что с тобой случается в этом возрасте, ты воспринимаешь как норму; просто не знаешь, что может быть и по-другому.

Конечно, я тосковал по Виски и Элизабет, но у меня оставались Винсент с Хеленой, мистер Гудли с сестрой Макмерфи, Альфред с Чокнутой Наной Мэгз и Виктория с Ребеккой.

И ублюдок Бобби.

Я прямо на стенку лез, когда он называл меня «сиротой», «несчастным Алексом» или «одиночеством в квадрате». Тогда я особенно остро желал, чтобы случилось так, будто родители не умерли, оставались бы со мной и мы уехали бы из этого дома в какую-нибудь другую часть света, как можно дальше от Бобби.

Но Винсент и Хелена были очень добры ко мне.

Они усыновили меня, правда, в то время я не имел понятия, что это значит. Впоследствии я узнал это, но будь я проклят, если могу с уверенностью сказать, что это было к лучшему.

На Рождество 1978 года Винсент подарил мне дневник и с тех пор взял за правило делать это ежегодно. Сказал, что записывать то, что со мной происходит, очень важно и в будущем это поможет мне пережить горе от потери моих родителей.

Потрясающе.

Я-то мечтал о большой коробке с конструктором или о химическом наборе. Но нет, я получил этот вшивый дневник. Однако я вынужден признать, как мне это ни противно, что он был прав. Много лет спустя, когда я попытался вспомнить, как все тогда было, мои записи очень мне пригодились.