Роман Савов - Опыт интеллектуальной любви

— Родион Романович, возьмите, пожалуйста, вот эти розы, — я сталкиваюсь с Ольгой Ивановной нос к носу.

— Что вы, это же вам вручили.

— Родион Романович, посмотрите, сколько у меня цветов!

Помимо роз у нее было еще несколько букетов, в числе которых и лилии, и гвоздики, и хризантемы.

— Нет, Ольга Ивановна, я так не могу.

— Полноте, Родион Романович. Вам нужнее. Своей девушке вручите. Мне-то зачем столько, сами подумайте. А вам пригодятся. Возьмите хотя бы эти три розы.

Три алых розы составляли отдельный букет.

— Ну, хорошо. Спасибо. Большое спасибо.

— Вы не возражаете, Родион Романович, если я пойду с вами?

— Нет, конечно.

Мы дошли до остановки. Сели в пустой автобус. Окна открыты, и весенний воздух гуляет по салону.

— Родион Романович, когда вы женитесь?

Ольга Ивановна не относилась к числу людей, которые постоянно затрагивают эту тему, но подобный вопрос я слышал от нее и раньше.

Я попробовал отшутиться, как обычно, но она настроена серьезно:

— До вас здесь работал Дмитрий Николаевич — учитель математики…

— Да, Тихонов говорил о нем. Это его портфель до сих пор лежит в учительской.

— Так вот я ему тоже постоянно говорила, да и вам скажу. Идет неуклонная деградация нации. Вы же работали, вы же видели, какие сейчас дети. Я вам скажу, с чем это связано. Родители. Нет хороших родителей. Посмотрите, кто рожает — алкоголики и наркоманы. Я настоятельно рекомендую вам жениться и завести детей. С кого-то должно начаться обновление. Иначе ждет нас вырождение.

— "Вырождение и гибель", — процитировал я Парацельса.

— Вы все шутите, Родион Романович? А мне уже не до шуток. Кому и воспитывать детей, как не вам?

— Я и воспитываю.

— Это не то. Вы же прекрасно знаете, что я имею в виду. На этих детей воспитание уже не подействует. Мы можем немного подкорректировать их, но основа всего — наследственность.

— Эта теория является спорной.

— Не надо отговорок. Вы же встречаетесь с девушкой?

— Да, причем прямо сейчас.

— А цветы брать не хотели, — укоризненно сказала Ольга Ивановна. — Так что же мешает вам жениться? Чего вы все, молодые, боитесь? Я уж и Василию говорила.

— А он? — поинтересовался я.

— А, — махнула она рукой, — но отнесся к разговору серьезнее, чем вы.

— Я тоже серьезно отношусь к разговору, но обстоятельства…

— Какие могут быть обстоятельства? Жилищные? Вот и Дмитрий… Николаевич все так же говорил. И что же? Человеку тридцать пять, а он не женат! И, скорее всего, никогда не женится.

— Почему вы так думаете?

— Мужчины привыкают к холостой жизни. И чем дальше, тем сложнее им жениться. Очень уж многое приходится менять. Пока вы молоды, это легче сделать.

— Я не согласен с вами на счет тридцати пяти. Греки предпочитали жениться именно в этом возрасте. Главное, чтобы женщина была молодой.

— Нет, Родион Романович. Чтобы дети были здоровыми, оба супруга должны быть молодыми. Да и плохо будет детям, если они подрастут, а отец у них — дедушка.

— У меня нет проблем с жильем, Ольга Ивановна. Видите ли, дело в другом. Трагедия. "Ромео и Джульетта".

— Вы все шутите, Родион Романович!

— Ольга Ивановна, мне пора.

— Удачи вам, удачи! И не тяните с женитьбой!

Настя была на месте.

Подарок ее порадовал, но не так уж, чтобы очень. То ли она привыкла — я часто дарил цветы, то ли была озабочена чем-то.

На озере было людно: почуяв весну, рязанцы валом повалили на природу. И на велосипедах, и без них, и для того, чтобы приятно провести день, и для того, чтобы выпить пива.

Я рассказывал ей о том, как она выглядела в наш первый день, о чем говорила. Мои истории привели ее в весьма игривое и странное расположение.

Этот день снял напряжение последних недель. В нем было все, но в нем чувствовалось и приближение нового. Мы оба видели тень, но не могли ее классифицировать — то ли это начало, то ли конец…

Мама встретила известие спокойно. Ничуть не удивилась. Спросила о причине смерти.

— Что будем делать, мам?

— Мне в ночь на работу. А завтра с утра поедем.

— А где остановимся?

— У Катюли. Разве у нас есть другие варианты?

— Может быть, мне поехать сегодня? Может быть, им нужна помощь? С утра за чем-нибудь сходить и прочее.

— Как хочешь.

Перед отъездом я позвонил Насте. Заминка.

— Ты что-то хочешь сказать?

— Тебе мое предложение не понравится, — коротко заметила она.

— Говори — не тяни.

— Бородина встречалась с Юркой на квартире в Приокском.

— Ну и что?

— Я сейчас нахожусь здесь.

— Ну и…

— Я подумала, что мы могли бы встретиться… здесь… Тем более, заплачено за целый день, а Юрку срочно вызвали на работу. Бородина расстроена. Поэтому и попросила приехать к ней. Но она сейчас уже уехала.

— Ты там одна?

— Да.

— Ты понимаешь, что ситуация крайне неподходящая?

— Поэтому и не хотела это предлагать.

В моей душе гнездились мириады мыслей. Какие-то символистские рассказы, в которых герои совокуплялись рядом с гробом своих отцов (или матерей), какие-то рассказы о взаимозависимости любви и смерти a-la Леонид Андреев и прочая чепуха. Я представил, как мы совокупляемся, и представление вызвало отвращение.

— Хорошо, я приеду. Давай адрес.

Дом оказался элегантным. Не было сомнений в том, что квартиру снимал ее любовник. Я не верил в сказку о Бородиной.

Мне понадобилась ласка. Иллюзия единения с человечеством. А такую кратковременную иллюзию мог предоставить секс.

Кровать, на которую мы должны сейчас лечь, вызвала в теле брезгливую судорогу. Я представил, как Настя только что отдавалась здесь другому мужчине.

Возбуждение возникло, как и положено, системы сработали безотказно, но не более.

Я понял, что приблизительно так к сексу подходит проститутка. В этом ее спасение. Она ничего не испытывает. Именно эта бесчувственность и позволяет существовать по двойному стандарту. Половая связь, лишенная эмоций, не считается изменой — она считается работой. Для Демонической это как поесть без аппетита — надо — и все тут.

Я довел ее до оргазма. Потом — еще.

Пошел на кухню и брезгливо выбросил презервативы. Вернулся. Начал одеваться.

— Ты проводишь меня?

— Конечно, Кисыч.

Погода напоминала день, когда мы выехали в Питер.

Она смотрела, как я зашел в автобус, как сел у окна. Помахала рукой. Я кивнул.

Зимняя поездка, музеи, тетя Наташа, чтение Тарковского — смерть придавала воспоминаниям сумрачный колорит. "Тошнота". Сартр.

В Москве прохладно. Впрочем, она не кажется такой удручающей, как зимой. Зелень освежила мертвый город. Пруды, высотные дома, зеленые насаждения. Этот район совсем не похож на ту Москву, которую я знал.

Костина четырехкомнатная квартира представляла только что отделанное под ключ произведение искусства. Она была заставлена новой мебелью. В каждой комнате был телевизор. Огромная гостиная освобождена ото всего. В центре — огромнейший стол, устланный шикарной скатертью. Большое количество стульев и табуреток довершали интерьер — к поминкам все было готово.