Эрленд Лу - Мулей

5 октября

Мы купили дом. Он требует ремонта, но он очень большой, и Кшиштоф выложит плиткой ван­ную, кухню и, думаю, весь дом сплошняком. Сегод­ня он аккуратно поинтересовался, не собираюсь ли я сообщить Ан Хьюн-Су, что он скоро станет от­цом, но у меня и в мыслях этого не было. Я не хочу ненужных забот, а кто его знает, как он будет реа­гировать. Вряд ли разумно. Ой нет, увольте. И к тому же, а вдруг он расчувствуется и ему будет трудно собраться, и тогда он начнет проигрывать забеги? Сейчас у него все хорошо — и хорошо. Раз в месяц хожу к врачу. В животе пихается, прямо так ПИХАЕТСЯ. Все-таки это чудо, что там кто- то есть. И что он выберется наружу через пару ме­сяцев. Когда я в последний раз была у врача, я подумала, а почему бы мне не поступить на ме­дицинский. В Гданьске есть факультет на англий­ском. Мне надо только сдать экзамены за курс гим­назии. Ректор ХГ сама благожелательность и гово­рит, что я могу сделать это в любой момент даже через несколько лет, а папин коллега, который по- прежнему иногда позванивает, сказал, что если я обращусь в свой фонд за грантом на получение образования, они рассмотрят его вне очереди. Я же теперь не суицидалка, сказала я, но он считает, что они готовы посмотреть на это сквозь пальцы, когда речь обо мне. Да, мы ведь поженились. Расписа­лись в норвежском консульстве. На венчание я не готова. С такой большой «Б» я «Бога» еще не пи­шу. То, что я выжила, несомненно чудо, но я бы не назвала это доказательством бытия Бога. Я не так дешево продаюсь. Родители Кшиштофа встретили нас хлебом, солью и вином, их полагалось съесть, в этом есть какой-то там смысл, а потом у нас был маленький праздник. Я боялась, что это будет ка­кой-нибудь чудовищный церемониал со всеми глу­постями, но когда невеста на таком сроке, ее здесь так не мучают. Особенно если она беременна не от жениха. Но об этом никто, кроме Кшиштофа, не знает.

3 ноября

Кшиштоф две недели не разгибаясь выкладывал пол в детской. Потрясающе сложный рисунок всех цветов с машинками, улицами, парками и пруда­ми. Это произведение искусства. Когда он наконец впустил меня посмотреть, я только ахнула. А под плиткой греющие кабели. Он не спрашивает пря­мо, но несколько раз становился очень задумчив, поэтому дня два назад я сказала ему, что если в этот раз все пройдет хорошо, я не прочь, чтобы у нас были и еще дети. Он так трогательно обра­довался! Кшиштоф мной гордится. А его приятели ему завидуют. Большой дом и жена-норвежка. Кру­че некуда.

2 декабря

В этот раз я не хочу писать много. И так уже написала кучу всего. Живот скоро лопнет. Так что я ограничусь тем, что положу на место кусочек пазла. В специальной комнате с пазлом, которую сделал мне Кшиштоф. Кусочек номер двести трид­цать четыре. Значит, останется еще семьсот шесть­десят шесть. Эта комната вроде как моя. Мне в ней хорошо. Финч Хаттон лежит у моих ног. Ему нра­вится валяться на полу с подогревом. Я попросила Кшиштофа выложить плиткой текст. «Меньше пи­ши, больше живи». Так написано.

31 декабря

У меня родилась девочка. Ее зовут Астрид. Как маму. Она самая прекрасная малышка в мире, и она не догадывается, что мы с ней едва выжили. Она ничего не знает, чувствует только, что я ее обожаю. Вот это она знает наверняка. Это она уже поняла. И я позабочусь о том, чтобы она никогда этого не забыла. И я никогда в жизни не буду летать. И Кшиштоф тоже. Он дал мне слово. Все, дневник дописан. От корки до корки. И я не уве­рена, что куплю себе новый. Не решила еще, чест­но говоря. Я научу Астрид, что музей называется «мулей». Нет, Астрид, надо говорить «мулей», как бы ни говорили все кругом. Потому что он назы­вается «мулей».

СПАСИБО МАКСУ за слово «мулей».

СПАСИБО ЛИЛИ ФРЕДРИКССОН за то, что она не рассердилась из-за утюга, испорченного мной, пока я делал термомозаику на обложку.

И СПАСИБО АЛИСЕ - за то, что она есть.