Тама Яновиц - Пейтон Эмберг

Выйдя из магазинчика, Пейтон облегченно вздохнула и направилась к лифту. Ее появление в вестибюле привело к неожиданному эффекту: в помещении установилась полная тишина. Все уставились на нее. Наконец мужчины одобрительно загудели, и один из них, оставив своих соседей по столику, поспешил следом за ней. В лифте он улыбнулся и обратился к Пейтон на португальском. Она подняла глаза. Перед ней стоял высокий худой человек лет под сорок с продолговатым холеным лицом.

— Я не понимаю вас, — ответила Пейтон. — По-португальски не говорю.

— Прошу извинить меня, — мужчина перешел на английский. — Я думал, вы бразильянка. Мне даже показалось, что мы с вами где-то встречались. Вы не актриса?

— К сожалению, нет.

Мужчина представился.

— Мое имя — Ян Сэкфилд, — произнес он бархатным голосом. — Я — режиссер видеоклипов. Жаль, что вы не актриса. Я мог бы занять вас в одном из своих проектов. Впрочем, нам не мешает поговорить. Может, вы поужинаете со мной?

Дверь лифта открылась.

— Двадцать четвертый этаж, — бесстрастно буркнул лифтер — лишний человек в лифте, по разумению Пейтон: нажимать на кнопки под силу и пассажирам.

— Я приехала, — сказала Пейтон и вышла.

Сэкфилд шагнул к дверям и встал между ними. Он был похож на воинственного кота, у которого отбирают блюдце со сливками.

— Подождите! — воскликнул он. — Возьмите мою визитку. Может, мы встретимся завтра?

Пейтон пожала плечами.

— Я живу в шестьсот третьем номере, — возбужденно продолжил Сэкфилд. — Каждое утро хожу в бассейн. Приходите…

В кабине лифта раздался звонок.

— Мистер, вы мешаете закрыть дверь, — недовольно сказал лифтер. — Отойдите.

Сэкфилд шагнул назад. Дверь закрылась. Пейтон была на верху блаженства: ее приняли за актрису!

Оказалось, что Джермано вернулся в номер раньше нее. Рядом с ним на диване сидел темноволосый молодой человек в элегантном костюме, по виду латиноамериканец. При виде вошедшей дамы мужчины встали.

Окинув Пейтон довольным взглядом, Джермано проговорил:

— Позвольте вас познакомить. Это — Феликс Родригес, друг моей дочери, о которой я вам рассказывал. Это… — Джермано простер руку в сторону Пейтон, о… — он слегка побледнел, замялся.

— Пейтон, — подсказала она и протянула руку Родригесу.

Ответом послужил поцелуй.

Пейтон покраснела от удовольствия: ей поцеловали руку впервые в жизни. Видимо, все дело в одежде — недаром ее приняли за актрису. Наверное, она и в самом деле теперь походит на известных актрис, которых видела на экране. Их фамилии в ее памяти не задерживались, но она помнила фильмы, в которых они снимались: «Унесенные ветром», «Джильда», «Иезавель»…

Тем временем Джермано откупорил бутылку с Шампанским и, разлив вино по бокалам, мягко проговорил:

— Нам с Родригесом нужно кое-что обсудить. Мы можем наскучить вам. Вам лучше побыть в своей комнате. Возьмите с собой шампанское.

— Рад был познакомиться с вами, — сказал Родригес.

Пейтон кивнула, взяла бокал и направилась в спальню. Шампанское ударило в нос, к тому же оно оказалось кислым. Она недоуменно пожала плечами: неужели двое мужчин одолеют бутылку кислой шипучки?

Пейтон потянуло прилечь, но боязнь испортить прическу остановила ее. Вздохнув, она опустилась в кресло и, включив телевизор, нашла канал на английском. Передавали новости. В Индии произошло сильное наводнение, а в Нью-Йорке на улице произошла перестрелка, в которой погибли четырнадцать человек.

Пейтон невольно поймала себя на мысли, что ее жизнь намного бы упростилась, если бы в той перестрелке случайно убили Барри. Тогда она бы снова стала свободной, смогла бы познакомиться с интересным мужчиной, которому бы отдавалась не по обязанности. Пейтон спустила с плеч платье, оголив грудь, и провела руками по набухшим соскам.

В дверь постучали, и в спальню вошел Джермано.

— Извините, что оставили вас одну, — сказал он. — Надеюсь, вы не скучали.

Пейтон повернулась к нему, ее грудь была по-прежнему обнаженной. Джермано озадаченно посмотрел на нее, и у Пейтон мелькнула мысль, что она ранее ошибалась, принимая выражение его глаз за проявление похоти, и ей даже на мгновение показалось, что он сейчас рассмеется.

Однако Джермано не рассмеялся. В его глазах вспыхнуло вожделение — теперь в этом можно было не сомневаться. Приблизившись к Пейтон, он положил ей руку на грудь, а другой, задрав подол платья, спустил ей трусики до колен и проник пальцем в вульву, уже начавшую увлажняться. Затем Джермано расстегнул молнию на ширинке, и из брюк торопливо выскочил огромный, толстый, в прожилках член. Такого большого пениса Пейтон видеть не приходилось.

— Подожди, — запротестовала она. — У тебя есть презерватив?

— Зачем? Я спущу в сторону, не волнуйся.

— Может, у тебя болезнь.

— Не тревожься, я абсолютно здоров.

— Все равно, с резиной спокойнее.

— Не бойся, ничего страшного не случится.

Помимо воли, Пейтон прижалась к нему. Между ними — как незаменимый и самостоятельный участник происходившего — стоял его красный член, всевластный и повелительный.

Джермано поцеловал ее в губы; затем его шершавый толстый язык проскользнул ей в рот, встретившись с ее языком.

Отпрянув, Пейтон спросила:

— Ты уверен, что можно обойтись без резины?

— Конечно, — буркнул Джермано и повалил ее на кровать. Его пенис вонзился ей между ног и яростно заработал.

Пейтон вскрикнула, ей казалось, что влагалище разрывается.

— Подожди, — выдохнула она, выставив вперед руки. — Мне не выдержать. У тебя слишком длинный…

Джермано остановился.

— Извини, — сказал он, — я просто не смог удержаться, поторопился. Я все устрою, больше больно не будет. — Джермано оторвался от Пейтон и вышел из комнаты.

Пейтон осталась лежать с раздвинутыми ногами; ее красивое платье собралось вокруг талии. Как бы не порвалось! Пейтон встала с кровати. На ней все еще были туфли. Должно быть, в туфлях она была поразительно притягательна, сексуальна сверх всякой меры. Эта мысль доставила удовольствие.

Пейтон попыталась снять платье, но до молнии на спине было не дотянуться.

В комнату вернулся Джермано, теперь он был в одних боксерских трусах.

— Я тебе помогу, — сказал он.

Оставшись в одних туфлях, Пейтон забормотала:

— Я не могу… Я замужняя женщина… Ты замучишь меня. У тебя такой длинный, такой большой…

— Я буду нежен, — сказал Джермано. — Больше боли не причиню. Наоборот, ты получишь настоящее удовольствие.

Он открыл принесенный с собою тюбик и, выдавив на ладонь столбик белого крема, извлек из трусов свой огромный член и принялся его натирать.

В аэропорту ее встречал Сэнди. Загорелый, в шевиотовом костюме, высоких сапогах и в ковбойской шляпе, он казался необыкновенно красивым. Густой красно-коричневый загар особенно подчеркивал желтые, как солома, усики и серые, как сталь, глаза. Особую сексуальность ему придавали мелкие зубы — молочные, как он однажды ей пояснил, которые не выпали, помешав вырасти коренным, из-за того что в детстве его лягнула норовистая лошадь. Поди, соврал, — рассудила тогда она, но дальше допытываться не стала.