Лоуренс Норфолк - В обличье вепря

шкура, которую сыновья Фестия потребовали себе на том основании, что Ификл был первым, кто ранил вепря (Apollod i.8.3), но которую Мелеагр отдал Аталанте — вместе с

головой (Hom, Il ix.548), согласно тому, что сообщает нам Гомер. Диэгесис к 94-му этиону Каллимаха гласит: «Некий охотник… убив вепря, сказал, что тем, кто превзошел саму Артемиду, негоже посвящать ей (свои трофеи); после чего посвятил голову вепря самому себе, повесив ее на черном тополе. Он лег под деревом поспать, а голова упала и убила его». С головой кабана шутить не следует, даже после того, как сам кабан был убит. То же самое можно сказать и в отношении такой части тела, как

клыки, которые «делаются весьма горячими, если кабана раздразнить» и сохраняют жара в достатке для того, чтобы опалить волосы, даже если животное уже умерло (Xen, Cyn х.17, cf. Paus v. 12.2). Клыки высоко ценились в качестве трофея (Hom, Il х.264), и при всем этом имени первого обладателя именно этой пары традиция не зафиксировала и не сохранила. Позже

они были посвящены Афине в Тегейском храме. Каллимах (Hymn iii.215—22) утверждает, что «добычу победы край Калидонский приял и досель те клыки сберегает». Многие годы спустя они были изъяты императором Августом. Один — сломанный — был выставлен в Риме на Форуме, другой — целый — в святилище Диониса в личных садах Августа. Размером он был с ногу взрослого мужчины (Paus viii.46.1–5) ( Фрагмент гимна Каллимаха «К Деметре» цитируется по переводу С. Аверинцева. Павсаний в указанном месте ничего не говорит о ногах взрослых мужчин, он определяет длину клыка Калидонского вепря приблизительно в половину оргии, то есть около девяноста сантиметров.), и если представить себе вепря, пропорционального подобному клыку, то жираф едва доставал бы ему до плеча.

Впрочем, вепрь разделенный следа в ландшафте не оставил: ни «отпечатков на мягкой земле», ни «сломанных ветвей там, где кустарник гуще», ни «следов от клыков там, где есть деревья» (Xen, Cyn х.5).

Отсюда и образы, увековечившие память о нем, вырезанные на троне Аполлона в Амиклах (Paus iii. 18.5); в окружении мучителей своих на фронтоне храма Афины Алей в Тегее (Paus viii.45.6); пронзенного стрелой Аталанты на щите ее сына Парфенопея (Eur, Ph 1108—11); этаким предупреждением о другой войне, которая последует за его смертью, — на другом щите (Callim fr. 621 ар. schol. ad Eur, Ph 134), владелец которого не установлен, сам щит утерян, а может быть, и вовсе никогда не существовал. Даже «образы» вепря растворяются в обобщенной иконографии вражды и ярости (Eur, Ph 408ff., Suppl 132ff.; Hyg, Fab lxviiii; Stat, Theb i.370ff.; Apollod iii.6.1; Eur, Suppl 139-48), откуда берутся и устойчивые трафаретные эпитеты, которые вгоняют в заранее заданную форму его «пенящуюся пасть» (Hes, Sh 389; Eur, Ph 1381—2, cf. Eur, Bacch 1122—4) и «сверкающие кончики клыков» (Hom, Il х.262—4, xi.416, Hymn iv.569; Ael, Nat Anim v.45; Eur, Ph 1380; Hes, Sh 388) — уже в качестве самостоятельных сущностей. Именно на такого рода составные элементы он и распадается, и

они же диктуют его более поздние формы: он делается крылат (Artemon Pergamonius cit. ар. Ael, Nat Anim xii.38) или рогат (Agatharcides cit. ap. Ael, Nat Anim v.27), или грохочет вниз по склону Олимпа в виде реки (Paus ix.30.9—11), или съеживается до ничтожных размеров (Aristot, Hist An 573b.2–5, 577b.27, cf. Aristot, Gen An 749a. 1, 770b.7), с тем чтобы Ахилл смог поверить на нем свою мужскую доблесть, будучи в самом нежном возрасте — шести лет от роду (Pind, Nem iii.44–50, cf. Aeschin, III Contra Ctesiphon 255ff.).

Ор, Cyn i.309.

Ibid.

Ор, Cyn i.76.

Pal, De Incred fr. xiii.

Apollod iii.9.2; Hyg, Fab clxxxv; Nonnus, Dionys xii.87—9; Serv ad Virg, Aen iii. 113.

Theog 1287—94.

Hellanicus 4F99; Apollod iii.9.2, cf. Xen, Cyn i.7; Prop, i.l.9—10; Ov, Ars Amat ii. 185—92.

Paus iii. 12.9.

Hyg, Fab lxx, clxxxxi, cclxx, cf. fr. 537N из сохранившихся фрагментов Еврипидова «Мелеагра».

Hecataeus (FrGrHist 1 fr. 32); Antimachus (fr. 29 Wyss); Aristarchus et Philocles cit. ap. Schol. ad Soph, Oed Col 1320; Paus ix.18.6 et vid. Theb, fr. 6 ibid.

Schol. ad Theocr. Iii.40.

Aesch, Sept 532—3, 547; Soph, Oed Col 1320—2; Eur, Ph 150.

«А это что? Здесь, видит Зевс, направлены обратно следы; назад глядит копыто: так ведь? Что это значит? Кто ведет так стадо? Переднее здесь задним стало, видишь? Противных направлений сплетены между собою отпечатки: право… помутился ум». Soph, Ich 80—9 ар. Р Оху ix. 1174.

Отсылка к «Следопытам» Софокла неточна. Указанный текст находится в строках 118–124. Цитата приведена в переводе Ф. Ф. Зелинского под ред. М. Л. Гаспарова и В. Н. Ярхо.

Утверждают, что копье Мелеагра хранилось в сикионском святилище Убеждения, пока не сгорело вместе с флейтами Марсия во время пожара святилища (Paus ii.7.9). Судя по всему, речь идет о том же самом копье, которое он перебросил через реку Анавр, дабы победить в состязании метателей дротиков во время игр в честь Пелия (Simonides fr. 61 ар. Athen iv,172e; Stesichorus fr. 3 ap. Athen iv.l72d).

Значимые отсылки к Стесихору и Симониду, коих цитирует Афиней — походя, просто потому, что упомянул, рассказывая о пирогах и печенье, поэму «Погребальные игры», авторство которой приписывалось то Ивику, то Стесихору. Сам Афиней уверен, что поэма принадлежала Стесихору, и в доказательство своей правоты приводит цитату из Симонида, который в рассказе о Мелеагре говорит:

А в вышеназванной поэме «Погребальные игры» как раз и содержится Стесихоров стих:

Происхождение данного фрагмента неясно. В качестве возможного источника предлагались «Мелеагр» и «Эней» Еврипида (среди 62 прочих его пьес), так же как и «Аталанта» Эсхила (среди других 80) и «Мелеагр» Софокла (между 113 прочими). Можно также упомянуть и об «Энее» Харемона, и о 26 книгах сочинений Стесихора, которые включали в себя и эпическую поэму «Суоферай», или «Охотники на вепря». Никандр мог обратиться к более широким контекстам в «Этолике», или «Кюнегетике», а Фриних — к традиционно принятым последствиям этой истории в «Плеврониай», или «Плевронянках». Эпитафию вепрю написал, вероятнее всего, Анит из Тегеи, Астидам же прояснил происхождение Парфенопея.

Однако все эти «заглавия» высятся подобно надгробиям над пустыми могилами на великих кладбищах античного мира: «Этимологикум Магаум», «Ономастикон» Поллукса, «Библиотека» Фотия или «Суда». Корпусы всех этих текстов не сохранились нигде, кроме работ, подобных «Аграфа» Филарха из Навкратия. Заглавие в переводе означает «Ненаписанные вещи» и обещает нам компендий из сюжетов, нигде более не упомянутых. Самый факт их существования подтверждает в наши времена только это заглавие. Аграфа утрачены.