Барбара Квик - Девственницы Вивальди

— Простите, маэстро, — не утерпела я, — неужели же наши письма в совет правления…

— Нет, нет. Нет-нет-нет, — заторопился он, ритмически отстукав ответ. — Они непреклонны в своем решении. Однако ваши усилия, направленные на мое восстановление — твои и других putte…

Я поклонилась и потом заглянула ему в глаза — его светлые глаза, которые, в зависимости от душевного расположения, меняли цвет от золотистого до зеленого. В них уже не было и следа подавленности, которую я видела всего миг назад: Вивальди вновь стал самим собой, веселым живчиком. Что ж, перепады настроения ему всегда были свойственны.

— … вкупе с моей творческой плодовитостью убедили правление разрешить мне и дальше сочинять музыку для coro — не менее двух мотетов 51 51 Мотет — полифоническое хоральное песнопение в католической церковной службе. (Примеч. ред.) в месяц, две новые мелодии для обедни и вечерни. Одна будет исполнена на Пасху, другая — на праздник Благовещения Деве Марии, которой посвящено это почтенное заведение, к твоему сведению, Гендель.

— А я и не знал.

Гендель улыбнулся мне так, словно все разглагольствования маэстро были частью озорного замысла, который вот-вот разрешится каким-нибудь милым чудачеством.

— Так вот, ввиду написания вышеупомянутых произведений, а также панихид и служб на Страстной неделе, учитывая требования исполнять их подобающим образом…

Я вникла в его слова и поглядела на маэстро с изумлением:

— Вы будете и дальше учить нас?

— Время от времени. Если потребуется. Или чаще, может быть. — Он зачем-то мне подмигнул. — Но довольно пустой болтовни — устав запрещает! Берите перо, синьорина!

Проведя на прошедшей неделе бессчетные часы за переписыванием партитур, я никак не могла обрадоваться предложению продолжить это занятие. Тем не менее я тряхнула запачканной чернилами рукой и снова взялась за перо. Чего бы я не сделала ради маэстро — даже сейчас! Он подставил мне свой стул и положил передо мной чистый лист пергамента.

— Ваши превосходительства, глубокоуважаемое правление Пьеты. Ввиду значительного успеха и огромной популярности, которую «La Resurrezióne» 52 52 «Воскресение» (ит.). стяжала в прошлом году…

— Маэстро, помедленней, пожалуйста, — я не успеваю даже обмакнуть перо!

Вивальди, не обращая внимания на мою просьбу, продолжил:

— …и которые суть подтверждение дарования синьора Джорджо Федерико Генделя, молодого, но тем не менее выдающегося композитора, прибывшего в lа Serenissima от двора Саксонии-Вайсенфельс, — тут он обменялся поклонами с Генделем, а я тем временем пыталась не отстать от его монолога, — коий в данный момент, под чутким руководством нашего дражайшего maèstro di coro, синьора Гаспарини, пишет оперу, планируемую к постановке в ныне заново открытом знаменитом театре Сан-Джованни Кризостомо, гордости всей Венеции…

Он продолжал в том же темпе, а я писала быстро, как могла.

— …мы ходатайствуем о том, чтобы избранным putte из coro приюта «Ospedale della Pietà» было дозволено участвовать в будущих представлениях, привлекая тем самым внимание более широких кругов публики к божественной музыке, что, несомненно, принесет заведению щедрые пожертвования и поспособствует его дальнейшему прославлению.

Я отложила перо.

— Маэстро, вы думаете, они нам позволят?

— Посмотрим, Аннина, — улыбаясь, покачал головой Вивальди. — В любом случае, стоит ради этого раз-другой черкнуть пером по бумаге — в особенности если черкать приходится не мне!

Опера! Мне и теперь приятно вспоминать, что первая мысль у меня была о Марьетте — о том, как она обрадуется. Впервые в жизни я подумала о ком-то, а не о себе. Это был как раз тот случай, которого Марьетта дожидалась.

После путешествия на Торчелло Марьетта стала другой. Стоило мне в очередной раз задаться вопросом, почему я даже не попыталась отговорить ее от такого безрассудства, как меня тут же начинали донимать угрызения совести. Теперь-то я, конечно, понимаю, что она и слушать бы меня не стала — и правильно бы сделала.

Но тогда я решила, что у нас обеих появился шанс очиститься после ущерба, который мы претерпели в тот день на острове. А для меня — возможность вновь обрести право зваться лучшей подругой Марьетты.

В лето Господне 1709

«Милая матушка!

Сестра Лаура будет немало удивлена, когда я попрошу ее отправить это послание, потому что я впервые пишу тебе по собственному почину, без ее вмешательства.

Понимаешь ли, меня посадили переписывать партитуры; это задание может служить здесь как поощрением, так и наказанием. Выполняя его, putte, разумеется, получают вдоволь бумаги, чернил и свечей. Я копировала ноты столь убористым почерком, что из каждых пяти листов выгадывала один для себя. Надеюсь, тебя не затрудняет чтение моих слов меж линеек нотного стана.

У меня есть для тебя две потрясающие новости — по крайней мере, нам они кажутся грандиозным переворотом, необыкновенным расширением прежних возможностей! Сейчас вовсю обсуждается замысел поставить оперу — на музыку или maèstro Гаспарини, или синьора Генделя из Саксонии. Сюжет основан на истории древнеримской королевы Агриппины, 53 53 Имеется в виду Агриппина Младшая, жена императора Клавдия. (Примеч. ред.) а либретто напишет Гримани, вице-король Неаполя. Но сама по себе эта новость не вызвала бы такого волнения, если бы маэстро Вивальди не обратился с прошением позволить некоторым putte из Пьеты участвовать в представлении. Представь, матушка, опера! В настоящем театре!

Не знаю, прислушается ли правление к Вивальди, тем более что сейчас он уже не служит здесь наставником. Однако он выдвинул весомые аргументы — я это хорошо знаю, потому что сама писала письмо к правлению под диктовку маэстро. Потом он взял с меня обещание, что я никому не расскажу: вдруг ничего не выйдет? Но я не вижу большого вреда в том, что доверю тебе эту тайну — а если я ни с кем не поделюсь, то у меня сердце разорвется!

Другая новость еще удивительнее первой. Король Фредерик, поныне находящийся здесь в гостях под именем герцога Олембергского, заказал самой Розальбе Каррьере, гордости нашей Венеции, написать полноразмерный портрет богини Дианы. И — ты только подумай! — он велел выбрать натурщицу из figlie нашей Пьеты!

Я не берусь описать переполох, который вызвали эти новости. Розальба снискала себе наибольшую славу написанными масляной пастелью миниатюрами на табакерках и шкатулках. Знатные дамы, которые навещают нас в приюте, показывали нам в parlatòrio подобные безделушки, и мы всякий раз восхищались их поразительными деталями. В последнее время Розальба приобрела большую известность у итальянских и заграничных вельмож, желающих пополнить свои коллекции картин. Теперь ее то и дело нанимают для выполнения портретов нормального размера.