Джонатан Эймс - Проснитесь, сэр!

– Двадцать долларов, – сказал кассир, раздавливая в пепельнице сигарету. Надо быть благодарным за мелкие подарки – снова можно дышать носом. Он протянул мне сдачу за бензин.

– Я имею в виду, сколько минут стоит двадцатидолларовая телефонная карта, – пояснил я.

– Карта стоит двадцать долларов, а не двадцать минут, – раздраженно бросил он, с сердитым любопытством разглядывая меня, считая, как я с испугом догадывался, не совсем нормальным, потом закурил новую сигарету. Мука мученическая.

Обязательно следовало еще раз попытаться. Рассудок пребывал в напряжении после многочасовой дороги; возможно, задержка дыхания погубила какие-то серые клетки, но я определенно был в состоянии продолжать расспросы. Поэтому уточнил с расстановкой:

– Сколько… минут… можно… говорить… по двадцатидолларовой карте? – к концу вопроса, кажется, полностью исчерпав коэффициент своего интеллекта.

– Не знаю, – объявил представитель Шарон-Спрингс и, закачавшись на стуле, развалил стопку карточек, сбросив несколько на пол. – Мать твою, – спокойно проговорил он, с определенным трудом слез с насеста, скрылся за стойкой и вновь появился, держа в пальцах одной руки в засаленной перчатке без пальцев телефонные карточки. Серые щеки окрасились, он задохнулся. Я понадеялся, что его адвокаты контактируют с табачными компаниями. Простой наклон чуть его не убил. – Четыреста минут за двадцать долларов, – сообщил в конце концов кассир.

– Кажется, выгодное капиталовложение, – заметил я, чувствуя искушение предупредить его о вреде курения, тем более в такой близости к бензоколонке – это даже смертельнее рака. Только понял, что не мое дело давать ему советы. Мало кому можно помочь жить. – Позвольте тогда купить карту за двадцать долларов, – попросил я, решив ограничиться чисто коммерческими отношениями.

Сделка охотно и поспешно свершилась, я направился к телефонной будке на улице, соединился с Монклером. Ответил дядя Ирвин.

– Привет, родственник, – сказал я в трубку.

– Разбился?

– Нет, я в Шарон-Спрингс, по вашей рекомендации.

– Когда приехал?

– Только что.

– Почему? Заблудился?

– Нет. Ехал окольными дорогами ради живописности и самосовершенствования. Но все равно, спасибо за указания.

– Рад, что ты не арестован.

– Я хороший водитель! – возмутился я.

– Слушай, тут тебе звонили. Из какой-то Колонии Роз. Хотят тебя принять. Говорят, подошла твоя очередь в списке. Что это – очередная лечебница для алкоголиков? Твоя тетка была бы счастлива.

– Боже мой! – вскричал я. – Даже не верится, что меня ждут в Колонии Роз!.. Никакая это не лечебница, а самая престижная художественная колония в Соединенных Штатах! Там люди занимаются творчеством…

– Плохо, что там не лечат от пьянства. Тебе надо работать над этим усерднее, чем над своими писаниями. Хорошо, что я ничего не сказал Флоренс, не внушил напрасные надежды… Сейчас дам тебе номер. Ты должен позвонить до пяти, у тебя есть пятнадцать минут.

Я записал продиктованный номер на внутренней стороне обложки потрепанной непогодой телефонной книги, которая висела в будке, где обычно записывают номера и прочую телефонную информацию, сопровождаемую предложением гомосексуальных услуг. Подобный обычай дошел даже до Шарон-Спрингс! Впрочем, ничего удивительного. Человеческое сексуальное влечение неутомимо – особенно гомосексуальное влечение. Его везде найдешь; не существует темных углов – или скупо освещенных углов, если на то пошло, – куда оно не проникло бы. Впрочем, преобладает не только гомосексуализм: старомодный секс между мужчиной и женщиной до сих пор остается самым популярным в чувственных отношениях между двумя людьми. Проезжай мимо любого школьного двора – кто-то же произвел на свет всех этих детей, хотя я знаю, что рождаемость падает. Возможно, гомосексуализм в таком случае прогрессивное явление, вроде свободной подписки, хотя, разумеется, самым распространенным и сильным чувственным ощущением остается самоуничтожение, в котором, правда, участвуют не два человека, если только два человека не занимаются самоуничтожением в компании друг друга, что часто представляет собой удачный компромисс и в гомосексуальном, и в гетеросексуальном сообществе.

Во всяком случае, по-моему, со стороны похотливых обитателей Шарон-Спрингс очень умно вписывать соблазнительные призывы в телефонный справочник. Здесь номера телефонов выглядят убедительней индивидуальных объявлений, которые я читал в каждом ватерклозете по пути в Шарон-Спрингс. Телефонная компания как бы сама вписала сюда эти строки. Хотя, должен признаться, записки на стенах уборных, хоть и официально не санкционированные, возбудили мой интерес. Пока мы с Дживсом катили по сельским дорогам штата Нью-Йорк, я обдумывал прочитанное в туалетах. Например: «Приходи в пять, отлично пососемся». Когда именно «в пять»? Всю неделю? Кто-то тоже не понял, приписав: «В какой день?» Ответа не последовало. Меня мучила эта загадка.

В другом туалете: «Я нормальный, но люблю пососать. Встречаемся здесь в полночь по пятницам». Пришел кто-нибудь в пятницу? Этого я никогда не узнаю. Оставлена ли записка в нынешнем календарном году? Все призывы неполные, недоговоренные. Чрезвычайно обидно и огорчительно.

Кто эти люди? Я мучительно гадал, снедаемый желанием позвонить незнакомым сортирным ловеласам, милостиво оставившим домашние телефоны, как довольно часто бывало. Но что же мне внушало такое желание? Отчасти нездоровое любопытство, стремление выяснить, что за люди пишут в туалетах домашние номера телефонов; кроме того, меня, как почти всех людей, посещают гомосексуальные фантазии – в моем случае связанные, как правило, с заключением в тюремной камере по обвинению в не совершенном мной преступлении, что только осложняет дело.

Итак, разговаривая с дядей Ирвином в телефонной будке, я вновь столкнулся с постыдными записками, немало удивленный конкурентным характером некоторых объявлений извращенцев из Шарон-Спрингс. Один по имени Анджело писал: «Звани в любое время. Магу сосать часами. Я лутший в округи».

А мужчина по имени Том вопрошал: «Хто лучше мущины знаит, как надо сосать? Не звани Анжелу, звани суда». Они конкурировали на маленьком рынке, поэтому, видимо, разумно хвастались, очевидно не стесняясь своей сексуальности, своих наклонностей, и, по-моему, специально писали с орфографическими ошибками. Что это – особый шифр геев? Снова тайна, снова разочарование!

Отвлекшись, я сразу не расслышал продиктованный дядей Ирвином номер телефона и поэтому попросил:

– Пожалуйста, повторите еще разок.

Он заворчал недовольно, но выполнил просьбу, и на этот раз я уловил номер Колонии Роз, случайно записав его рядом с чрезвычайно соблазнительным извещением: «Люблю, когда мою киску целуют, звонить Дебби, 222-4480». Необычно – даже экстраординарно. На странице около полудюжины записок, и только одна женская, а ни в одном клозете, где я в тот день побывал, не было ни одного послания от женщины.