Лилия Ким - Аня Каренина

Стива сел. Медленно положил руки на колени и замер, глядя в одну точку.

— Голубчик, вы что, уже в трансе? — Эрнст Петрович внимательно посмотрел на Облонского поверх очков.

— Что? — встрепенулся через секунду Облонский.

— Голубчик, расслабьтесь, мы ещё не начали! Хе-хе! — затрещал Либих. — Только очень постарайтесь расслабиться. Вы должны быть полностью расслаблены! Иначе, хе-хе, денюжки вашей жены, хе-хе, вылетят в трубу! — и Эрнст Петрович зашёлся приступом смеха, больше напоминавшего корчи астматика.

Облонский сидел не шевелясь, глядя в одну точку, у него дёргалась щека.

— Вы спокойны? — заглянул ему в лицо Либих.

— Да! — гаркнул Стива.

— Вы расслаблены?

— Да!

— Ну что ж… Тогда начнём. Посидите так ещё несколько минут. Хотя можете, конечно, и эдак… Хе-хе…

Позади Стивы послышалось какое-то кряхтение, пыхтение и «шелест одежд». Облонскому стало даже страшно. Вдруг он щас обернётся, а там голый Либих!

На долю секунды повисла жуткая тишина. Тихий щелчок…

Либих ещё пару раз перекрестился и поклонился, а затем, словно очнувшись от транса, испуганно открыл глаза и с удивлением уставился на Облонского.

— А вы что, голубчик, ещё тут? — Эрнст Петрович перевёл глаза на пустой стул, потом на бумажку, лежавшую на высокой стойке. — А! — Либих выпрямился, приосанился и торжественно перекрестил Стиву. — Можешь быть свободным от греха, сын мой, Господь прощает тебя с условием, что ты более никогда не совершишь его. Не приблизишься… э-э… э… к предмету искушения и не вкусишь его пагубных плодов. Теперь тебе надлежит поехать в церковь, поставить свечи и вознести искреннюю и чистую молитву.

— Угу, — Стива чувствовал, что его одурачили, но мысль о том, что Христос мог быть в этом замешан, казалась уж чересчур кощунственной, поэтому он поблагодарил Эрнста Петровича и вышел.

— Ну что? — сразу накинулась на него Долли. — Хочешь выпить? А? — её глаза быстро-быстро перебегали с одного зрачка Облонского на другой.

— Да вроде нет…

— Ну вот, сразу видно — другой человек! От вас прямо так и исходит какое-то свечение! Сколько здесь работаю, никак не устану удивляться способности Эрнста Петровича за какие-то полчаса преобразить пациента до неузнаваемости. Значит так, сейчас вы должны поехать в церковь и закрепить… э-э… то есть сделать всё, как вам сказал Эрнст Петрович. — Лидия Вениаминовна улыбалась до ушей, что придавало её сходство с крокодилом.

— В церковь? — Долли захлопала глазами.

— Да, именно. Так ведь?

— Да, этот… — у Облонского язык не повернулся назвать Либиха доктором. — Архиерей сказал, что надо.

— Кто?! — Долли вообще перестала что-либо понимать.

— Не обращайте внимания, — Лидия Вениаминовна улыбнулась так, что казалось, всё существо её превратилось в лоснящийся масляный блин. — Это часть нашей методы, которая сочетает все самые передовые достижения медицины и традиционные народные методы.

— Народные методы? — у Долли ягодицы свело.

— Да, церковь традиционно лечила алкоголизм, и, как показали исследования, проведённые Эрнстом Петровичем, весьма эффективно. Те методы, что она применяла, по силе воздействия во много раз превосходят все известные технологии воздействия на сознание.

— Да? — Долли косилась на Лидию Вениаминовну всё ещё с подозрением, но упоминание о церкви её всё же успокоило. Церковь не обидит.

После обеда Каренина вдруг почувствовала горячее желание немедленно помолиться.

Быстро вращая колёса, облизывая пересохшие губы, она поехала в свою комнату, мысленно уже начиная обращаться к богу.

Закрыв за собой дверь выделенного ей жилища, она положила локти на стол, сцепила пальцы, опустила вниз голову…

— Господи! — прошептала она, но собственный голос показался ей чужим, губы двигались как будто сами по себе. — Ты грешница! — вдруг произнесли они. Аня вздрогнула и почувствовала, как у неё закололо во рту, по всему телу побежали электрические импульсы, появилось чувство сильной неловкости. Потрясённая Каренина сосредоточилась на ощущении «чужеродности» собственных губ, которые продолжали шевелиться сами собой, а голос… Чужой низкий голос звучал, так как будто всё тело Ани превратилось в колокол. — Ты грешница! Ты должна покаяться! Тебя одолевают греховные мысли! Ты думаешь о сексе! Ты всё время думаешь о сексе! — Аня задрала юбку и засунула руку себе в трусы. — Ты хочешь сделать это! — Аня потрогала свой клитор, но ничего не почувствовала. — Грязная шлюха! — Каренина стала поглаживать себя всё быстрее и быстрее, а её губы продолжали грозно вещать: — Ты шлюха! Шлюха! — Аня откинулась в кресле, продолжая гладить себя, но ничего при этом не ощущая. — Я шлюха. Я шлюха, — монотонно повторяла она, сжимая другой рукой грудь, вытаскивая её наружу. Затем, начиная с кончиков пальцев ног, ей постепенно стало холодно. Холод продвигался всё выше и выше. Пока Каренина не затряслась вся от стыда. Ей хотелось умереть.

На следующий день в общине поднялась необычная суматоха. Видимо, ждали приезда «высокого начальства». Все поднялись в пять утра и начали драить домик сверху донизу. На кухне велись какие-то праздничные приготовления, молились в рабочей обстановке по местной радиосвязи, не отрываясь от работы.

Аня с удивлением смотрела с порога своей комнаты на всё происходящее.

— Ти… Тебья надо помыть! — подбежал к ней Джон. Аня смотрела на него с безразличием. Всё происходящее потеряло для Карениной какую-либо ценность или хотя бы реальность. Ира, община… Всё какое-то бесконечное дьявольское наваждение… Сон — просто сон, который никак не может кончиться. Сейчас она проснётся и пойдёт в школу…

— Аня! Проснись! В ванную! — рядом уже суетилась Ира, толкая Анину каталку в ванную.

Ира и Наташа сердито помыли Каренину, непрестанно бормоча при этом молитвы и сильно растирая мочалками. Аня сидела в ванной тихо, неподвижно. «Банщицы» обращались с ней как с неодушевлённым предметом, двигали, поливали, даже не просили повернуться. Потом её вытащили из ванной, постелили на кресло полотенце и, вооружившись ещё двумя, стали вытирать Аню. Каренина заметила, что после этой манипуляции полотенца не были брошены в общую корзину с бельём, а убраны в отдельный бумажный пакет.

— Меня что, хотят убить? — спросила она равнодушно у Иры.

— Что? Да кому тут надо тебя убивать?! Ты что?! — возмутилась та.

— А зачем тогда всё это?

— Просто сегодня приезжает верховный отец нашей церкви. Он приезжает из-за тебя.

— Из-за меня? — Аня решила, что во сне ничему удивляться не стоит. В конце концов, это всё не по-настоящему.

— Ему было откровение, — многозначительно произнесла Наташа, начиная натягивать на Каренину трусы.