Питер Акройд - Журнал Виктора Франкенштейна

Я обернулся, но стоявшие рядом со мною, явно захваченные драмой, не разговаривали. Театр несомненно обладал странной акустикой.

На короткое время занавес задернули, а вслед за тем снова раздвинули, и нам открылся водоем на вершине горы — в Шотландии народ называет такие места курганами. Теперь Мельмот, схватив противящуюся невесту за запястья, стоял на фоне теряющейся вдали панорамы горных пиков и расселин.

— Семя такого существа будет бесплодно. — Это был все тот же голос; раздавался он прямо позади меня. — По его собственному расчету, возраст его более века. Впрочем, коли он поднялся над оковами обыденной жизни — кто ж ему судья?

Девушка вырвалась из рук, что сдерживали ее, и бросилась в воду. Я ожидал всплеска или какого-либо движения в воде, но вместо того она медленно опустилась, держа руки над головой. Это, разумеется, было обусловлено механикой сцены.

Биши сжал мою руку и шепнул мне:

— Я этого не вынесу. Это зрелище чересчур волнует. Чересчур потрясает.

— Вы желаете уйти?

— Да. Мне страшно!

Я всегда считал, что Биши слишком чувствителен для того, чтобы противостоять ударам судьбы, и это проявление беспокойной натуры его не особенно меня удивило.

— Давайте же уйдем, — сказал я. — Если только сумеем пробраться через эту толпу.

Когда мы вышли в вестибюль, он остановился и, снова взявши меня за руку, засмеялся.

— Я болван, — сказал он. — Простите меня. То был какой-то панический страх. Теперь он прошел. У вас удивленный вид.

— Мне любопытно узнать, что случилось.

— Когда девушка бросилась в озеро и подняла руки над головой — в этот миг меня охватил приступ неимоверного страха. Затрудняюсь изъяснить, отчего.

— Вернемся?

— С меня достаточно. Разве что вы, Виктор…

— Нет-нет.

Мы уже были на улице, как вдруг услышали чей-то оклик:

— Мистер Шелли, мистер Шелли! — То был Дэниел Уэстбрук, бегом направлявшийся к нам. — Благодарение Господу, я успел!

— Да что такое?

— Гарриет. Она больна. Она просит позвать вас.

— Что? Что случилось? Что с ней такое?

— Она упала перед самым домом. У нее начался бред.

Биши выбежал на дорогу и остановил кеб, только что свернувший на Друри-лейн. Мы поспешно вскочили, Дэниел тотчас прокричал номер дома на Уайтчепел-хай-стрит, и внезапный рывок коляски швырнул нас на заднее сиденье.

— Это ваша рука или моя? — спросил Биши, выпутываясь, и уселся на деревянное сиденье напротив нас. — У нее лихорадка? Следует раздобыть льда. Лихорадка неминуема. Неужто нельзя ехать быстрее? — Он то и дело выглядывал в окно, закрытое материей, а не стеклом, словно оценивая скорость, с какой мы ехали. — Расскажите мне, что в точности произошло.

Дэниел разъяснил, что они с Гарриет направились с Поланд-стрит на восток по Оксфорд-роуд. Дэниел говорил Гарриет о том, что мы намерены посетить «Друри-Лейн», где должны представлять «Скитальца Мельмота». Она изъявила желание самой побывать в театре. «На свете так много всего, что мне хотелось бы повидать!» — сказала она брату. Глаза ее, по его словам, наполнились слезами, но он поддержал ее за руку. Вместе они пересекли город, миновали собор Святого Павла и по Кэннон-стрит вышли на Олдгейт-хай-стрит. Там, у водокачки, она остановила его и воскликнула: «Я так счастлива, Дэниел! Я готова умереть на месте!»

Они прошли по Олдгейт-хай-стрит и, перешедши дорогу, оказались в Уайтчепеле — на главной улице, по его словам. Уже в сотне ярдов от дома Гарриет, оглядывая лавки и жилые постройки вокруг, вскричала, обращаясь к Дэниелу: «Я чувствую, что задыхаюсь. Мне страшно — у меня разорвется сердце!» На этом она упала в его объятия. В волнении и тревоге он сумел донести ее до дому — расстояние было невелико. Ее поместили в гостиную, где она принялась говорить; в речах своих, чрезвычайно странных и сбивчивых, она несколько раз позвала «мистера Шелли». «Ах, только бы увидеть мистера Шелли — тогда мне будет покойно», — повторяла она.

Стоит ли говорить, что Дэниел тотчас же бегом отправился к «Друри-Лейн» в надежде, что представление еще не успеет закончиться. По счастливой случайности он увидел нас как раз в тот момент, когда мы вышли из театра.

Биши по-прежнему нетерпеливо выглядывал в окно.

— Мы на востоке, Виктор.

Некоторое время, пока кеб громыхал и трясся по булыжной мостовой, он хранил молчание.

— Вот здесь мы и живем. — Дэниел указал на небольшой тупик, отходящий от главной дороги, а затем крикнул вознице: — Приехали!

Биши выскочил из повозки и, не успели мы сойти, протянул человеку соверен. Полагаю, он охвачен был яростным, беспокойным желанием увидеть Гарриет.

Я оглянулся, и одного взгляда на главную улицу хватило, чтобы мне открылась ее нищета. Часом раньше или около того здесь, верно, шла торговля, и теперь место было заполнено передвижными прилавками и лотками, а среди них в изобилии валялись всяческие отбросы, фрукты, зелень и обрывки бумаги. Биши успел подбежать к дому и постучать в дверь, не дожидаясь, пока к нему присоединится Дэниел. Дверь быстро открылась, и Биши тут же впустили.

— Я доверяю ему, — сказал Дэниел. — Он может оказаться действеннее любых докторов с аптекарями.

— По крайней мере, в отношении вашей сестры.

— Да. Это я и хочу сказать.

Мы последовали за Биши в дом, маленький, узкий и пропитанный легким запахом сырой соломы, какой я замечал и в других лондонских жилищах. В таком — как говорят англичане — и кошке хвостом не помахать. Биши вошел в небольшую гостиную, выходившую окнами на дорогу, и встречен был двумя молодыми женщинами, принятыми мною за сестер Гарриет. Мы с Дэниелом направились в комнату — там и без нас было не повернуться, — где Биши уже стоял на коленях подле лежащей навзничь девушки.

— Она все о вас говорила, мистер Шелли, — прошептала одна из сестер. — Да только теперь она совсем без памяти.

Биши склонился на ней и прошептал:

— Гарриет, Гарриет, слышите ли вы меня?

Голос его словно пробудил ее.

— Мне было так счастливо, мистер Шелли. Так счастливо!

— Счастье к вам скоро возвратится. Ну-ну, позвольте мне подложить вам под голову эту подушку — вот так.

— Это все от внезапности. Я была удивлена.

— От внезапности?

— Внезапная радость. Разве это не мистера Вордсворта слова?

Он нагнулся и поцеловал ее руку.

Находясь у двери, я услыхал слабый звук и повернул голову. На лестнице стоял мужчина средних лет. На нем был старомодный, с ласточкиными фалдами сюртук полинявшей черной ткани, галстук развязался. Заметил я и то, что руки его были сжаты в кулаки. Очень медленно, словно бы не замечая моего присутствия, спустился он по лестнице и остановился, прислушиваясь к звукам в комнате. Биши спрашивал воды.