Александр Иличевский - Нефть

И вот, после того как меня "посмотрел" доктор Лифшиц (живет теперь в Бостоне, папа с ним встречался недавно: хорошая практика, здоровые пациенты): "Хотите, ведите к знахарке, хотите — везите в Минводы, здесь ничего — не какая-то там наука, а — я — не способен сделать".

Ну да, меня свезли на воды, и затем пол-лета я барахталась в санаторном "лягушатнике" в Евпатории — глотала взбитый воздух в удушающем анисом лечебном коктейле, до мушек в глазу читала…

Как привезли домой, повели к знахарке. Та поставила мне на голову миску с водой, пошептала, пролила струйку расплавленного парафина на темя, и я проснулась.)

…А затем и в прихожей: нужен ли свитер, или достаточно будет надеть ветровку — и вновь замедленье: Глеб мучительно морщится: ворох тряпок второпях теребится безрезультатно и вредно, — срываются вещи, ложатся в беспорядке на пол…

— Держи свою палку, вот ведь как кстати она отыскалась! — Ну, теперь сторожевым шавкам в этот раз достанется на орехи.

И вот — отвергнув свитер и не найдя ветровку, надевает Глеба плащ, подвернув до локтя рукава:

— Наконец-то…

Масштаб. Сегодня Глеб проснулся с трудом и, находясь в некоторой неге и потягиваясь, обнаружил, что у него гости.

Дотянуться до сладкого зевка ему так и не удалось: сраженный внезапным присутствием, он судорожно оглянулся в окно, удостоверяясь в своем местонахождении.

Было уже светло, и слабый шлейф мутного света, изгибаясь, струился до пола — по нему расползался медленными студенистыми складками.

Ничего спасительного в слепом окне — и под ним — не обнаружилось и пришлось снова вернуться взглядом к гостю.

Это было нечто, которое, уютно устроившись у него на животе поверх одеяла, мирно почесывалось, время от времени взглядывая в его лицо. Деловитая умиротворенность, с которой существо занималось своим утренним туалетом, несколько притупило острие ужаса, чьим внезапным источником оно происходило в своей непосредственной близи.

Это дало возможность рассмотреть подробности.

Размером с кошку, нечто имело прижатые, устремленные к загривку ушки. Комочек тельца был неровно покрыт коричневой, потертой в выпуклых местах шерсткой. Существо порывисто водило по ней мохнатыми лапками, с кожаными, сморщенными как у младенца ладошками.

Всмотревшись в подвижное личико миниатюрной головки, Глеб потрясенно узнал точную уменьшенную копию лица своего брата.

Последнее обстоятельство было настолько чрезвычайным, что даже возбудило в нем интерес, — и когда таковой потеснил немоту испуга и сердце осторожно начало вновь проталкивать душу к яви, Глеб попробовал с этим существом заговорить.

На удивление, оно охотно отозвалось, и через какой-нибудь десяток фраз их беседа приобрела вполне трезвый характер взаимных расспросов.

Глеб довольно скоро привык к необычному виду гостя, чему немало способствовало его вернувшееся к жизни внимание.

Благодаря которому выяснилось, что внешность пришельца суть кукольное воспроизведение облика Петра, а увиденные им поначалу в спешке страха ушки и лапки — всего-навсего части несуразного одеяния: теплые наушники и варежки. Впечатление шерстки объяснялось наличием заношенного мехового комбинезончика, который, по объяснительным словам Петра, он теперь вынужден носить в связи с наступлением осенних холодов.

Движения, принятые Глебом за почесывания, оказались обыкновенными попытками расстегнуть на себе непослушную молнию комбинезона.

Вскоре Глеб понял, что ему так и не удастся сложить из череды невнятных звуков законченную фразу, которая одновременно могла бы быть понята предполагаемым собеседником (последний, не прекращая теребить застежку, сначала раздраженно морщился в ответ на эти мычания, а потом и вовсе перестал смотреть на Глеба, полностью поглотившись своим занятием), и вместе с тем коей он смог бы правильно передать вовне свое дикое отношение к происходящему. Потому он умолк и постарался сосредоточиться.

Наконец инстинктивно решив, что с явлениями бреда нужно бороться бредовыми же средствами, Глеб спросил:

— Как вы сюда попали? — И, симулируя в интонации спокойное удивление, пояснил: — Ведь все кругом заперто?

— Да равно так же, как и вы — я тоже житель, — смутно, но кратко объяснил гость, продолжая теребить застежку. — После паузы, занятой досадной возней, он попросил: — Вы не могли бы мне с этим помочь?

Глеб выпростал из-под одеяла руки, в два рывка справился с молнией, но при этом застежка как-то неловко скользнула в бок — и ущипленный гость взвизгнул, легонько хлопнув его по руке:

— Осторожней!

Тут же, пыхтя, он стал высвобождаться из надоевшего одеяния:

— Фу-у, наконец-то, ну и топят здесь у вас.

Глеб поправил подушку и выбрался из одеяла повыше.

Существо, выпростав себя из комбинезона и оставшись в свитерке и джинсах, теперь усаживалось по-турецки у него в ногах.

Глеб отчего-то вспомнил байку, что трупы космонавтов Волкова и Комарова, погибших в результате разгерметизации спускательного аппарата, приземлились в уменьшенном — один к трем — масштабе.

— Да, топить-то топят, а толку — пшик, — поддержал разговор Глеб, с любопытством разглядывая крохотные ботиночки. — Мне бы сейчас хоть в полымя, хоть в холод — только б на волю податься: уж семь месяцев как трублю здесь без продыху. Вот вы, например, как сюда проникли? — снова не вытерпел узник, догадываясь о какой-то неизвестной ему возможности.

— Как проник — неважно, вам туда все равно не пролезть, — решительно ушел от ответа гость. — Говорю ведь, ничего удивительного, я тоже житель, только более давний, старожил, так что мне это привычно.

— Простите, житель чего? — недоумевал Глеб.

— Да вот того самого, будь оно неладно, — еще более отклонился в сторону от объяснения гость. — Поверьте, сейчас мне не до описаний, — и, чтобы перевести тему окончательно, поинтересовался: — Как тут у вас насчет курева?

Потянувшись, Глеб вынул из тумбочки пачку "Беломора". Человечек, пристроив папиросу наподобие кальяна на коленке, стал приминать мундштук, забавно пристукивая с боков кулачками. Наконец справившись с картонной трубой, гость достал из кармана крошечный коробок, чиркнул сразу тремя спичками, вытянул руку — как тромбонист с сурдинкой — и стал водить пламя кругами по лохматому торцу папиросы.

Глеба поразило, что он затянулся в полный рост, с наслаждением — и не закашлялся, а даже от удовольствия — и заодно от дыма — сощурил глаза. От гостя при этом повеяло таким спокойным уютом, что Глебу тоже захотелось закурить.

Но прежде, подумал он необычно трезво, неплохо было бы выпить кофе.

— А не хотите ли кофе, у меня — чайник электрический, импортный, вскипает за семь минут? — поделился своим желанием Глеб.