Александр Иличевский - Нефть

— Пожалуй, не откажусь, — живо откликнулся гость, но тут же спохватился: — Только вот что. Вы воду для питья откуда берете, из-под крана? — Дым пропыхал вместе со скороговоркой.

— Нет, из крана хлоркой отдает, мне Ольга отфильтрованную приносит, — Глеб кивнул на пластиковую бутылку, стоящую на тумбочке.

— Я так и знал, — схватился за голову гость, — я так и знал. Вам что, лень воду прокипятить лишний раз?! Это ведь та еще курица… Гнали бы вы эту сволочь с самого начала, беды бы тогда меньше поднабрались… Вот повадилась, подлая, на лакомое, — негодовало кукольное подобие Пети на отравительницу Ольгу.

— Подождите, неужели вы подозреваете, что… — не поверил, но стал сомневаться Глеб.

— А вы как думали? — тщетно пытаясь ладошкой стряхнуть с постели упавший комочек пепла, отрезал гость. — Она не тому еще папашей своим обучена. В мое время так меня оприходовала, что я жив еле-еле — сами видите, как — остался.

Глеб взвился от услышанного и сел на кровати. Кулаки его сжались.

— Только не нужно кипешиться, спокуху держим в образе, — предостерег гость.

Вскочив, он шнырнул по постели к тумбочке, ткнул, как дротиком, в пепельницу папиросой — и обхватил двумя ручками плечо Глеба:

— Пожалуйста, успокойтесь, я, может, за тем и пришел, чтобы помочь… Э-э, ну это уж совсем не годится…

Глеб не реагировал, входя неуклонно в ступор.

— Вы по… понимаете, — от ужаса осознания Глеб едва сдерживал слезы, — я догадывался, да, я догадывался, но все-таки не верил… Я чувствовал вину… себя виновным, хотя и не понимал, в чем именно.

— Ну, будет, будет, успокойтесь, — Петенька осторожно погладил брата по шее, дотянувшись на цыпочках. — Слезами пожар не залить, тем более не все так страшно, как есть на самом деле. С привыканием нынче медики борются превосходно, у меня есть один знакомый псих — нарколог бывший, он тоже житель — с ним легко договориться, — так вот, отличнейший специалист, мы с ним проконсультируемся, он выручит… Вот только бы добраться до него, сюда его не вызовешь — у бедняги, к несчастью, топографический маразм, как пить дать заплутает… Эх, вот жалость-то, что вы ростом в меня не вышли, а то б мы живо отсюда деру — я дорогу как свои пять знаю, — попробовал обнадежить маленький Петя.

Глеб тяжко поднялся, натянул поверх пижамы свитер и с чайником отправился в ванную. Вернувшись, обнаружил, что Петенька копошится, пропав с ногами, в тумбочке. Побросав все на пол, поднатужился вытянуть еще и альбом для эскизов, но не справился и, запыхавшись, крикнул Глебу, чтобы помог.

Глеб собрал бумаги с пола, положил вместе с толстеньким альбомом на постель — и вдруг заметил, что Петенька, отвернувшись, прячет что-то, шурша бумагой, за пазуху.

— Это все? — невозмутимо и строго спросил он, обернувшись.

Глеб достал еще из-под подушки. Петя удовлетворенно кивнул:

— Теперь нужно все запалить.

Глеб просмотрел стопку листов, перелистал альбом.

Вырвал из него один рисунок, остальное покорно отнес в ванную и там — в три спички — развел в костер.

Комната заколыхалась в едком дыме.

Тем временем заклокотал и отщелкнул выключатель чайник. Прямо в чашке заварив кофе, Глеб отлил немного в блюдце и, поставив на тумбочку, подсадил туда Петеньку.

Пока пили кофе, Глеб сокрушенно молчал в одну точку. Гость на него с верхотуры поглядывал пристально и озабоченно.

— Ну что, так и будем сидеть?

Глеб апатично закурил.

— Да, сидеть… — дотянув до донышка, Глеб медленно снял пальцем кофейные крошки с верхней губы.

— А вы… — вспылил гость, — вы, надеюсь, понимаете, что если сиднем сидеть, то сиднем и останешься, — откуда такое безволие? Вы знаете, я такого не переношу, это последнее, что должно оставаться в человеке — такая вот раскисшесть, вялость, переливание себя из пустого в порожнее. Утешьте меня, проявите хоть толику решимости! Ну вот, представьте, что вскоре мы канем отсюда, а для этого понадобятся силы и сосредоточенность!

— Недавно я подрался с Петей… — с достоинством сказал Глеб.

— В истерике? — спросил гость.

— Да, кажется, — смутившись, ответил Глеб.

— Отвратительно, — осудил гость. — Истерика, милейший, это горячка бессилия. Так что ничего геройского вы тем, что полезли с кулаками, не совершили.

Оспорив таким образом мужественность недавнего поведения Глеба, гость стал расспрашивать далее:

— Чем здесь занимаетесь?

— Ничем. Читать не дают, писать вот только месяца два как разрешили… Да и то — отбирают время от времени: поправить ничего нельзя, — Глеб с опаской посмотрел в сторону ванной комнаты.

Пришелец расстроился и снова стал отчитывать Глеба:

— А почему вы так покорно согласились?! И согласились, заметьте, дважды: сначала писать согласились, а потом — когда я вам сжечь все велел. Откуда такая покорность?

— Не знаю… — Глеб растерялся.

— Ну, ладно, ладно… Что я вам сжечь велел — это необходимость: чтоб следов по себе не оставить, — смягчившись, разъяснил гость. — А вот начинать писать нельзя было ни в коем случае, вы их тем самым спровоцировали, и теперь гады еще неизвестно что придумали. Вот ведь как мне с вами не повезло! Мало того, что вы кашу всю заварили, так вы еще такое безумие выдумали — писательством занялись! Как вам только в голову пришло — в такое время бумагу марать, рисковать, что гадам ваша писанина на пользу придется! Может, из-за камня этого, нефтяного, вот-вот война разразится, а вы ни сном ни духом — разрушены и как ребенок малый нюни распустили, — от негодования гость на тумбочке вскочил и теперь, пританцовывая от возбуждения на месте, горячо жестикулировал, рискуя повалить пластмассовую бутылку с отравой.

— Теперь я понимаю, почему Фонарев так нагло себя ведет в последнее время: он уже уверен, что козырь перешел к нему на руки, — тут гость бахнул кулачком по бутылке: глухо прянув, она рухнула на пол плашмя, покатилась.

Горячась, Петенька стал напряженно тереть лоб.

Глеб, впечатленный пылкой речью гостя, задумчиво и не сразу восставил бутылку на место.

— Что ж, еще не все потеряно, — наконец оживился гость и снова хлопнул по бутылке, но в этот раз она устояла, — то есть, конечно, потеряно все, но поправить удастся. Нам бы только Ираду дождаться: отправилась сюда еще вчера и вот-вот уж должна объявиться…

Сказав это, гость выжидающе хитро посмотрел на Глеба, в лице которого второй раз за это утро проявилось живое удивление, когда-то для него означавшее потрясение.

— И кстати, у меня еще к вам есть весточка от отца, — добил Глеба пришелец. — Он полгода разыскивает вас: недавно мне удалось наладить с ним связь и немного успокоить.

На Глеба это произвело впечатление, какое могло бы произвести сообщение о помиловании на субъекта, еще до выстрела обморочно стекающего по стене расстрела.