Юрий Лурье - Прокурорский надзор

— Хотите, докажу, что по этой статье можно кого угодно посадить, в том числе и Вас!

— Ну-ну, интересно, как Вы это сделаете!

— А вот так!

С этими словами девушка рванула на себе платье, ногтями проехала по лицу и, забившись с ногами в угол постели, принялась кричать. Обалдевший от неожиданности работник прокуратуры бросился к ней и был застигнут влетевшими в купе на крик стоявшими в коридоре ребятами. Запахивая дрожащими руками ворот разорванного платья и глотая слезы, «пострадавшая» заявила, что «этот тип» хотел ее изнасиловать. Как водится в таких случаях, до появления проводника молодые попутчики «дали оторваться» пытавшемуся опровергнуть обвинение гражданину и сдали с рук на руки подоспевшему милицейскому наряду. Был составлен протокол по всей форме и через пару месяцев отбывший предварительное заключение в следственном изоляторе ближайшего города преступник предстал перед судом. И нет ни малейшего сомнения в том, что неудачливый сотрудник правоохранительных органов был бы осужден по всей строгости наших гуманных законов, если бы присутствующая на суде «потерпевшая» не призналась в фальсификации, заработав при этом условный срок. Получивший же предметный урок прокурорский работник занялся делом брата упомянутой молодой женщины и довел его до реабилитации. Так сказать «хэппи энд».

Несмотря на некоторую неправдоподобность изложенной истории, в основном, в заключительной части повествования, любой знающий порядки в нашем правосудии усомнится лишь в том, что такое могло произойти с работником прокуратуры. В силу исключительности и круговой поруки, царящих в этой организации.

Ну, все это, так сказать, «лирика». Мне же, несмотря на нежелание жить, не хочется уходить неотомщенным. Перебираю в уме различные варианты мести в поисках наиболее эффективных. Для начала расставляю врагов в порядке очередности. Почетное место в этом списке, безусловно, занимает сам В. Б. Быков, прокурор города, а также судья Чурсина и помощник прокурора Резникова. Но не хочу утомлять читателя перечислением всех, кто вложил свою лепту в трагедию моей семьи.

Утром, часов в 10, в комнату входит начальник отряда и предлагает спуститься в дежурку. На мой вопрос: «Зачем?» отвечает, что не знает. Вроде бы кто-то звонил… Спускаюсь вниз, дежурный говорит, что звонили из Крымской районной прокуратуры, просили срочно прийти. По дороге в центр мучительно соображаю, чем мог быть вызван интерес прокурора Крымска к моей скромной персоне.

Секретарь, едва я назвал свою фамилию, направилась в кабинет прокурора. Оказывается, в кабинете меня ждет приехавший из прокуратуры РСФСР средних лет мужчина в сером костюме. Представившись, он начал задавать мне вопросы, главным из которых был вопрос, уточняющий сроки и количество отправляемых мною жалоб по линии прокурорского надзора. Я подсчитал, их оказалось 9. На две из них ответов не было получено, на остальные ответ приходил… из Геленджика.

В процессе беседы с зональным прокурором выяснилось, что пересылка жалоб в адрес Геленджикской надзорной инстанции является прямым нарушением Уголовно-процессуального кодекса. Впрочем, это открытие, сделанное им, для меня открытием не является. О чем я и сообщаю представителю республиканской инстанции. Известно мне также и о рассмотрении моего дела в Верховном Суде РСФСР. Так что ничего нового из нашей беседы я не выношу.

После выходных, проведенных с сыночком, так не хочется возвращаться в Крымск! Однако точно к указанному сроку, к 14 часам, вхожу в дверь комендатуры. Дежурный, старший лейтенант по фамилии Гриб, делает мне призывной жест рукой. Вхожу в дежурку. Первым делом узнаю, что с меня «поллитра». Что-то не помню, когда задолжал. Но Гриб делает загадочное лицо и уже официально заявляет, что мне необходимо зайти в спецчасть. Что-то екает у меня внутри и я чуть не бегом мчусь в спецчасть. При виде меня радостно улыбается начальник этого кабинета Валентина Николаевна.

«Поздравляю!» — протягивает мне бумагу с грифом «Краснодарский краевой суд» в левом верхнем углу. Текст довольно длинный, но из толкотни фраз и строчек выхватываю главное: «… Приговор Геленджикского горнарсуда… отменить…». «Назначить новое расследование…». Долго не могу прийти в себя. Глядя в прекрасные, какие-то лучистые глаза Валентины Николаевны — сейчас эта женщина кажется мне необыкновенно красивой, справляюсь с волнением. Но что делать дальше — не знаю… «Иди к Анатолию Гавриловичу. Он скажет», — направляет она меня к «хозяину».

Сергеев в курсе дела, пожимает мне руку, предлагает присесть.

«Ты понимаешь, я не имею больше права тебя здесь держать — отменен приговор Геленджикского суда, то есть все вернулось как бы к тому моменту, когда ты был арестован. Но здесь, в Крымске, ты не по решению Геленджикского суда, а по решению Абинского — ведь ты же на „химии“. Кроме того, в пришедшей бумаге нет ни слова об отмене меры пресечения. Ведь до суда ты находился под арестом? Так что, по идее, тебя могут снова арестовать и препроводить в КПЗ. Так что давай завтра езжай в Крайсуд, требуй, чтобы сюда прислали бумагу, отменяющую эти санкции». Идиотизм какой-то! С одной стороны, как сказал Сергеев, при доследовании может быть решение только в мою пользу; причем, речи о простом смягчении приговора не может быть — ведь я уже, практически, отбыл срок. Тем более не может быть и речи об ужесточении наказания — мне дали, практически, «потолок». Значит, вопрос будет решаться о моем оправдании. И вдруг — возможный арест.

Утром, еще затемно, выезжаю автобусом на Краснодар. Поиски Крайсуда много времени не заняли. К председателю Акуличеву пробиться не удается. Попадаю к заму. Выслушав меня, он вызывает девушку из секретариата и дает ей необходимые указания. Но меня очень настораживает его тон. Чувствуется, что заместителю хорошо знакомо мое дело, отмену приговора по протесту зампредседателя Верховного Суда РСФСР он не одобряет — ведь крайсуд, судя по их отпискам, уже дважды «проверял» мое дело и «оснований для отмены приговора не усмотрел». Таким образом, пересмотр приговора в мою пользу ставит под сомнение компетентность, если не объективность, краевого суда.

В автобусе, идущем на Геленджик, мне становится не по себе. Тем более, что в крайсуде мне удается выяснить, что «доследование» поручено… Геленджикской прокуратуре!

Приехав в Геленджик, срочно встречаюсь с друзьями. Нет, не все бывшие знакомые отвернулись от меня. Причем, особое сочувствие и готовность помочь встречаю, подчас, у людей не очень близких мне в прежние годы. Особое участие в моей судьбе принимают Рафик Габидулин, Марк Борисович Гульман, Фотий Эксизов, Лазарь Коган, семья ветеранов войны, педагогов-пенсионеров Блюм. Все они единодушно советуют: необходимо ехать в Москву, в прокуратуру РСФСР. Требовать передать расследование в «нейтральную» инстанцию. Мне неловко говорить, что для такой экспедиции у меня просто нет денег. В долг взять категорически отказываюсь — не верю, что когда-нибудь смогу вернуть… Но друзья буквально заставляют принять деньги. Их уверенность в моей правоте — в то время, когда большинство близких мне людей бросили меня, мобилизует, заставляет поверить в свои силы.