Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…

— Налево давай! — махнул он рукой.

Минут через пять-семь мы подкатили к опущенному шлагбауму, закрытому на висячий замок. Он наглухо преграждал путь. Дальше была территория заводика. Невдалеке проглядывали приземистые корпуса. Было тихо и безлюдно, как в необитаемой местности, лишь гортанно каркали вороны.

— Пошли, Анатоль! — заворочался Автономов, открывая дверцу. — А ты, парень, вот что, — обратился он к корейцу. — Ты подожди нас чуток. Может, придется в поселок подъехать, тут недалеко. За простой доплачу. Пошли, Анатоль!

— Я здесь подожду, — ответил я, не двигаясь с места.

— Пошли, пошли, ты можешь понадобиться.

— Сказал же — здесь подожду! Если надумаешь остаться, дай знать. Я вернусь в город.

— Капризничаешь, Анатоль?

— Нет, не хочу быть третьим лишним, только и всего.

— Злопамятный ты, вот что!

— Принципиальный я. Иди!

— Ну, смотри. — Он одарил меня сумрачным взглядом, выбрался из машины и нырнул под шлагбаум. Кореец закричал ему через открытое окно:

Побыстрей, мужик! Я спешу! — Автономов лишь махнул рукой не оглядываясь.

Я тут же выбрался из машины, глубоко вдохнул свежий лесной воздух и направился к ближайшим кустам по своей надобности. Было, по моим расчетам, около часу дня. Неяркое солнце стояло высоко. По прогалине впереди пробежал бурундук — живой. Невдалеке закуковала кукушка. Я невольно, как в далеком милом детстве, стал считать, сколько лет мне осталось жить… но эта дурочка зарядила надолго… двадцать два года откуковала. Это было, конечно, абсолютно нереально.

«Сядь на пенек, съешь пирожок», — почему-то вдруг припомнил я. Пенек подходящий нашелся, а вместо пирожка я закусил сигаретой. Тихо было вокруг и недвижимо, как в спячке. «Зря не пошел с ним», — посожалел я.

Ждать пришлось недолго. Автономов показался из-за ближнего строения. Его с лаем преследовала небольшая собачонка, но он вроде бы не замечал ее — не отмахивался, не отпугивал, а быстро и целеустремленно шагал по дороге. Я встал и направился к машине. Здесь мы встретились.

— Ну что? — заговорил я первым.

— Нет ее здесь. Была, да сплыла. В поселок уехала. Слышишь, парень, в поселок едем, — сказал он корейцу, забираясь в машину.

Я уселся рядом с ним и через минуту-другую езды поинтересовался:

— Ты здесь работал когда-то?

— Нет. Но случалось, что наезжал.

— Богатая здесь речка?

— Богатая, богатая.

— Горбушовая или кетовая?

— И то и другое. По сезону.

— А поселок большой? — не отставал я.

— Маленький.

— Сколько жителей примерно?

— МУЛЬОН! — взбесился Автономов.

— Нервишки у тебя ни к черту, — покачал я головой.

— А ты не задавай идиотских вопросов.

— Гм… «идиотских». Скорей уж они познавательные, — буркнул я. И замолчал. И молчали оба, пока не въехали через развилку дорог в поселок.

Он действительно был невелик: десятка три разбросанных деревянных домов и бараков. Одно двухэтажное — наверняка контора — выделялось своими размерами. Мы подкатили к крыльцу.

Исполнительный наш шофер на этот раз предъявил ультиматум:

— Расчет, мужики. Ждать не могу.

— Выходи, — сказал мне Автономов, доставая бумажник.

Я засомневался, заколебался:

— Ты-то можешь здесь остаться. А я как попаду домой?

— Не ной. Найду машину, если понадобится.

— Ну, ладно. — Я неохотно вылез на свежий воздух. Впрочем, было ясно, что я не могу оставить его одного без присмотра.

Далее закрутилось, как в крутом боевике, разве что без стрельбы.

Кореец укатил на своей иномарке. Автономов исчез в здании конторы. Я опрометчиво согласился подождать его на лавочке, пока он наведет справки. Вокруг было тихо и абсолютно безлюдно. Был, видимо, обеденный перерыв. Местные жители скрывались в своих домах. Они не знали, что в гости к ним прибыл не кто-нибудь, а сам Автономов, которому органически чужды тишина и покой.

Не успел я раскурить сигарету, как из конторы донеслись дикие крики и женский визг. Мгновенно вскочил я с лавочки и кинулся внутрь здания. Скандальные шумы раздавались на втором этаже. Я взлетел туда по деревянной лестнице. Здесь было несколько кабинетов с закрытыми дверями, но в дальнем конце коридора… Я бросился туда. И опоздал.

Эта комната, оборудованная под жилую, предназначалась, видимо, для заезжих гостей. Она была, вероятно, опрятной и уютной до появления Автономова. Сейчас здесь царил разгром: опрокинутый стол, разбросанные стулья, битая посуда на полу, растерзанная тахта… Милена Самсоновна Никитина в распахнутом халате, с паническими причитаниями «Костя! Костя!» пыталась оторвать Автономова от голого человека, в котором я тотчас признал жгучего брюнета Ростроповича. Автономов с оскаленными зубами деловито душил его около окна.

Я опоздал в том смысле, что не успел помешать Автономову совершить главное действо. В тот момент, когда я появился, он перегнул своего соперника через подоконник и вывалил его в открытое окно.

Милена истерически закричала. Она кинулась к двери, едва не сбив меня с ног, опомнилась, метнулась назад, сорвала простыню с тахты и вылетела из комнаты.

Автономов, перегнувшись через подоконник, с интересом, по-видимому, разглядывал дело рук своих. Затем он обернулся. Губа у пего кровоточила, щека и лоб были расцарапаны, но он ненормально оживленно улыбался.

— Каково, Анатоль, а? Полетел, как птичка, а? Ты видел, как я его? — потребовал он от меня похвалы.

На минуту тебя нельзя одного оставить!! — заорал я на него, как отец на хулиганистого сынишку. — В тюрягу попадешь — будешь знать! — И выскочил из комнаты. И устремился на улицу.

Обогнув здание, я увидел трогательную сценку. В маленьком палисаднике с цветочными клумбами стояла на коленях Милена, проливая слезы над распростертым телом, прикрытым простыней. Я приблизился.

— Помощь нужна, Милена?

Бедняга Ростропович стонал, и это было хорошо, ибо означало, что он жив. Собственно говоря, разбиться насмерть он не мог: высота была невелика, да и приземлился он на вскопанную землю, чудом, правда, избежав острых кольев маленького заборчика.

— Ты можешь подняться? — всхлипывая, вопрошала Милена поверженного любовника.

— А что случилось? А что такое? — подбежали, неведомо откуда взявшись, две местные щупленькие женщинки.

— Несчастный случай, — буркнул я.

Мы усадили стонущего Ростроповича. Затем я подхватил его под мышки и приподнял, а Милена проворно обернула его простыней.

— Сможете идти? — спросил я его.

— Смогу… вероятно, — простонал страдалец. Он, наверно, порядочно отбил себе внутренности.

Мы поставили его на ноги и повели, обмотанного простыней.

— Халат застегните, — бросил я Милене. — Здесь медпункт есть?

— Не надо ничего… пройдет, — слабо отверг медпомощь Ростропович.