Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…

— Автономов, Наташа, мстительный, как чеченец. Он не может простить и пс простит никогда свою Милену. А я не такой. Если твоя новая привязанность окажется липовой, вспомни обо мне. МОЙ ДОМ ДЛЯ ТЕБЯ ВСЕГДА ОТКРЫТ, — выразился я в восточном духе.

— Спасибо, — горько вздохнула она. И ускользнула из квартиры со своим медицинским чемоданчиком, щелкнув дверным замком. А я зарылся лицом в подушку. Боль в пояснице исчезла, но она перешла в область сердца. Теперь надо было класть под язык таблетку валидола.

В дневниковом стиле.

ПОНЕДЕЛЬНИК. Управление гидрометеослужбы, кабинет № 7. Очкастый, молодой, румяный здоровяк Братченко; две горбуши семужного посола; договоренность о встрече в пятницу, в три часа дня, в походном одеянии… и никаких поликлиник — ни детской, ни взрослой. На первую наложен запрет, во второй я уже не нуждаюсь — таким эффективным оказалось лечение Натальи Георгиевны.

Дома обед: жареная картошка с горбушей семужного посола, чай, газеты, сигареты, радионовости; сорокаминутный дневной сон. Далее: чай, сигареты, марширующий вкривь и вкось муравьиный отряд букв на чистом листе; убитый таракан (а не лезь под руку!); вечерние радионовости; чтение бесконечного Карлоса Кастанеды; забытье.

ВТОРНИК. Утро. Чай с поджаренным хлебом; радионовости, сигареты; буквы, из которых складываются слова, слова, слова; преследование с полотенцем наглой навозной мухи, залетевшей в окно. Результат: муха изгнана, разбита тарелка. На обед жареная картошка с кусками горбуши: я обязан съесть ее всю до пятницы. Послеобеденный сон; горячий душ; чай, сигареты. Утреннее вдохновение подвело: исписанные листы отправляются в мусорную корзину. Временная неполадка со зрением: буквы двоятся и даже троятся, зато поясница ведет себя прекрасно. Еще два листа микроскопически исписаны (хрен кто разберет!); ужин из остатков жареной картошки с горбушей семужного посола; чай; вечерние радионовости; чтение библиотечных толстых журналов; неспокойный сон с промельками обнаженной Натальи Георгиевны.

СРЕДА. Повторение вторника, в сущности.

ЧЕТВЕРГ. Утренний поход в почтовое отделение. Томительное ожидание подвоза пенсионных денег, затем полуторачасовая очередь. Заход в магазины и на уличный базарчик. Оптовые в некотором роде закупки сигарет, тушенки, круп, куксы, лука, чеснока, картофеля в расчете на себя и Автономова. Колебание: брать ли с собой спиртное? Решение: две бутылки водки и пяток баночек пива. НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ. И вообще, грешно ехать на рыбалку без алкоголя. Не по-людски.

Дома надрывается телефон. Я подскакиваю и срываю трубку. Кому я понадобился? Мать честная! Вот так сюрприз. На проводе Раиса Юрьевна.

— Анатолий, здравствуй.

— Ну, здравствуйте.

— Анатолий, я звоню по важному делу. («Вот как! Интересно».) Анатолий, Константин дает о себе знать?

— В тайге нет телефона, Раиса Юрьевна.

— Да, конечно. Но, может быть, он приезжал или… От какой организации он там работает? Как с ним можно связаться?

Ага, она не в курсе. Выходит, Автономов не посчитал нужным сообщить ей свои координаты. Она знает лишь, что он в тайге, и хочет использовать меня как информатора. Ну уж хренушки, как сказал бы сам Автономов.

— Мне ничего не известно, Раиса Юрьевна.

— Анатолий, ты лжешь.

— Раечка, укороти язык!

— Я звоню ради него же. Мне звонили из милиции. Нашли нашу машину. («Нашу!») Константину необходимо приехать в город. Ты понимаешь? Так что, если он свяжется с тобой каким-то образом, а я в этом уверена, вас же водой не разольешь, старых дружков, передай ему это. Ты понимаешь?

— Я ВАС ПОНЯЛ.

— Ну, молодец. А знаешь, кто организатор грабежа? — взлетел ее голос.

— Догадываюсь. Ваш бывший зять?

Надо же! — вскрикивает она. — Как это ты угадал? Да, он, подлец, негодяй! Вот почему удрал в Москву, бросил Зинаиду, подонок. Ну, теперь пусть не надеется на мою помощь, подонок! И у Константина, надеюсь, хватит ума не выгораживать его. А в Москве его разыщут, разыщут! — торжествовала она.

— У вас все?

— Все. Как ты живешь, Анатолий? — внезапно спрашивает она. И не просто спрашивает, а с участием.

— Это не по теме, Раиса Юрьевна.

— Бедный холостячок! Ты думаешь, я не знаю, что твоя зазноба ходит с другим? Знаю, знаю. И о той стерве все знаю. Плохо вы оба кончите, если не возьметесь за ум.

— Кладу трубку, Раиса Юрьевна.

— Подожди! Скажи Константину, что у него еще есть возможность вернуться домой. Но скажи, что мое терпение кончается. Это тоже обязательно скажи. Пока! ЦЕЛУЮ! — ошарашивает она меня чмокающим звуком и игривым смехом. ЧТО БЫ ЭТО ЗНАЧИЛО, ВРАЗУМИ, ГОСПОДИ!

ПЯТНИЦА. Сборы с утра. Разворошил кладовку, разыскивая свои рыбацкие снасти и походную одежду. Давненько, однако, не брали мы в руки удочку! Вот она, родная, бамбуковая, трехколенная. Вот спиннинг с проржавевшей катушкой. Вот старый заслуженный рюкзак. Пластиковый пакет с запасными лесками, крючками, грузилами, поплавками. Резиновые сапоги. Куртка с капюшоном. Непромокаемые штаны. Туристские ботинки, именуемые вибрамами. ИЗ КЛАДОВКИ ИЗВЛЕКАЮТСЯ ВОСПОМИНАНИЯ.

Автономов, ау! У тебя есть интуиция? Чуешь ли ты, что сегодня к тебе нагрянет гость?

Ярко-желтый фургончик «ниссан» поджидал в условленном месте. Компания уже была в сборе. Три рыбака в походной одежде и водитель в строгом костюме, белой рубашке, при галстуке в нетерпении поджидали меня, поглядывая на часы. Главный человек Егор Братченко — румяный здоровяк в смешной кепчонке с длинным козырьком — бегло познакомил нас и дал команду:

— Все, мужики! Двинулись!

Еще в черте города салон фургончика превратился в уютный передвижной бар. Из рюкзаков были извлечены баночки пива, бутылка водки, стаканчики, символическая закуска… Как тут было не внести свою лепту?

От водки Сочинитель мягко отказался:

— Потерплю до места, ребята! — Он хотел предстать перед Автономовым в трезвом великолепии.

Но меня не поняли и заставили принять стаканчик водяры… эх! А затем, конечно, пиво… эх!

ПОСВЕТЛЕЛО. Погода, угрожающая с утра затяжным дождем, благосклонно улыбнулась нам. Стало припекать солнце. Зеленые ели и лиственницы, светлые березы вплотную примкнули к узкой колдобистой дороге, едва машина миновала последние дачные застройки. В одном месте «ниссан» забуксовал в болотной жиже, но четверо рыбаков (я в их числе) с радостным рвением вытолкали его на твердую почву. Вольная воля не признает никаких препятствий и преград.

— Скоро уже! — откликнулся румяный здоровяк Братченко в ответ на мой вопрос, далеко ли до Остромысовки.

Потянулись большие пустоши горсельника; затем строевой лес; затем щуплый и невзрачный; затем дремучая бестолочь валежника; затем грибные поляны; мелькнула между стволов синева… Мы выкатили на большую площадку. Здесь, на краю скального обрыва, откуда открывалось во всю ширь море, прилепились три, нет, четыре домика.