Меир Шалев - Голубь и Мальчик

— Это несложно, — сказал из-за его спины доктор Лауфер. — Но это из тех работ, которые лучше оставить постоянным работникам голубятни, а не поручать гостям. Но ты не беспокойся, у вас тоже будут птенцы, и ты тоже вскоре научишься этому.

Под вечер дядя вернулся в зоопарк, увидел, как Малыш работает с высокой кудрявой девочкой, и почувствовал странную вещь: стайки слов, которые обычно витают в мозгу у каждого человека безо всякого закона и порядка, вдруг сложились в его мозгу в законченную фразу. И фраза эта шепнула ему, что этим двоим суждено полюбить друг друга. Буквально так.

Он окликнул Малыша, и тот повернул к нему сияющее и счастливое лицо и сказал шепотом, чтобы не испугать голубей:

— Минуточку, папа. Я уже кончаю работу.

Дядя спросил доктора Лауфера, не помешал ли им молодой гость, и ветеринар сказал: «Напротив! Он был очень полезен и очень помог нам. Ты всегда можешь послать его сюда на несколько дней. Нам иногда нужна помощь, а он умелый и старательный работник».

Дядя сказал: «Мы не хотим быть обузой» и: «Где он будет жить?» — и Малыш поторопился ответить: «Я устроюсь», а доктор Лауфер сказал: «В клетке для обезьян как раз освободилось место». И засмеялся своим хрипловатым смехом, предназначенным привлечь внимание слушателя: «Кххх… кххх… кххх…» — а девочка вдруг шепнула на ухо Малышу: «Это йеке так смеются, чтоб ты знал».

Теплое дыхание ее рта трепетало в его ушной раковине. Говори еще, не уходи, останься, кричал он ей в душе, и девочка, подумав, добавила: «Мой отец тоже так смеется. Этим смехом йеке извещают, что сейчас сказали что-то в шутку».

— Большое спасибо, — сказал дядя, а Малыш, еще не опомнившись от ее близости, взмолился в душе, чтобы не только доктор Лауфер, но и она сама пригласила его приехать снова. Но девочка посмотрела на него и не сказала ни слова. Легкий румянец спустился с ее лба на щеки, и Малыш почувствовал, как красиво это сочетание оттенков — розовый, голубой и золотой. Ее кожа, ее глаза, ее волосы.

— Перед тем как вы уходите, нужно сделать еще одно дело, — сказал доктор Лауфер.

Он написал что-то на клочке бумаги, скатал и всунул его в тонкую картонную трубочку, а потом сказал Малышу: — А сейчас, пожалуйста, руку.

Малыш протянул руку. Ветеринар напел про себя: «Пошлите голубя-гонца, пусть нет в устах его словца, но привяжите под крыло ему листочек письмеца», [38] «Пошлите голубя-гонца…» — Из стихотворения «Снятие осады города Лорки» Шмуэля а-Нагида (993—1056), военачальника правителя Гранады. — и привязал трубочку тонкой лентой к пухлой детской руке.

— Тебе не давит?

— Нет.

— Подвигай слегка рукой. Хорошо. Теперь согни и выпрями.

Малыш выполнил его указание, и ветеринар сказал:

— Все в порядке. Ты можешь лететь. Кххх… кххх… кххх… И что ты сделаешь, когда вернешься в голубьятню?

— Я дам это Мириам.

— Не давай! Просто войди вот так, — и ветеринар широко раскинул свои длинные руки, — с письмом на руке. Но не бегом, да? Чтобы не испугать других голубей.

— И что тогда?

— То же, что каждый раз, когда голубь возвращается в голубьятню. Мириам возьмет письмо и даст тебе что-нибудь вкусное, — сказал доктор Лауфер, а дядю спросил, не откажется ли он взять с собой тель-авивских голубей, чтобы Мириам запустила их из кибуца в зоопарк.

— Я сам запущу их! — воскликнул Малыш.

На этот раз дядя согласился охотно, и доктор Лауфер положил трех голубей в плетеную корзинку, принесенную Малышом, и добавил к этому также мешочек с футлярами, лентами, кольцами и бланками для передачи Мириам.

Солнце зашло. Парк наполнился новыми звуками. Малыш понял, что это те рычания, и призывы, и рев, о которых рассказывала ему Мириам, а девочка, провожавшая их к воротам парка, улыбнулась ему и сказала ему:

— Я ужасно люблю это время.

Малыш и его дядя попрощались с ней и пошли к автобусной остановке.

— Очень симпатичная девочка, — сказал дядя Малышу.

Малыш задумался, хорошо ли он попрощался с ней и поняла ли она его твердое намерение вернуться, а дядя сказал:

— Знаешь, что ты можешь сделать? Напиши ей что-нибудь короткое и пошли с одним из голубей, которых дал нам доктор Лауфер, чтобы послать из кибуца. Женщины очень любят получать письма, а получить письмо с голубем — это уж точно очень приятно.

Мириам уже собрала голубей с утреннего полета и приступила к кормлению, и тут появился Малыш, размахивая руками в воздухе и загребая пыль ногами.

Она улыбнулась. Казалось, эта игра была ей знакома. Она протянула ему несколько очищенных семечек подсолнуха, приятно обняла сзади и сказала: «А это для меня, правда?» — и отвязала от его руки картонную трубочку.

— Голуби вернулись? — спросил Малыш.

— Двое голубых вернулись, — сказала Мириам. — Молодой голубой через полтора часа. Очень хорошее время. А второй через час сорок две минуты.

— А светлый?

— Светлый не вернулся.

Малыш огорчился и почувствовал себя виноватым. Может быть, надо было запустить его вместе с двумя другими, а не перед ними?

— Ты запустил их совершенно правильно, — сказала Мириам. — Возможно, он еще вернется в ближайшие часы.

Но это не успокоило Малыша. Картины вонзающихся когтей, летящих пуль, разлетающихся перьев проносились перед его глазами. Он снова и снова оплакивал утрату, но Мириам сказала, что, если бы речь шла о старом опытном голубе, было бы о чем сожалеть, но молодой голубь, не вернувшийся после первого серьезного запуска, явно не был хорошим голубем, и так даже лучше.

Тут появился и дядя, неся голубей, которых дал им доктор Лауфер. Мириам перенесла их из плетеной корзинки в просторный ящик, поставила перед ними зерна и воду и сказала:

— Мы запустим их завтра утром, когда они отдохнут от поездки.

Назавтра Малыш записал данные запуска в соответствующих бланках, отдал одну копию Мириам на хранение, а другие засунул в голубиные футляры. А потом каждый из них добавил маленькую записочку в отдельной трубочке. Мириам написала что-то доктору Лауферу, а Малыш написал девочке: «Я хочу, чтобы у тебя был мой голубь. А у меня твой».

В шесть утра меня разбудил громкий лязг. Позади дома тарахтел старый трактор с прицепленной сзади газонокосилкой. Он вздымал ее, опускал, поворачивал на месте и с большой важностью ходил по двору, очищая его от травы и колючек. Я вышел. Тракторист заглушил мотор и снял наушники.

— Ты хозяин дома? — спросил он.

— Еще нет. А ты кто?

— Я? Меня пригласили почистить тут во дворе.

— Кто пригласил?

— Твой подрядчик, — сказал тракторист и ухмыльнулся. — Твой подрядчик — женщина, ты знал об этом?

Я сказал, что мне это известно. Он вернулся к своей работе, а я пошел за ним, как аист за пахарем, опустив голову к влажной земле и глядя на ящериц, насекомых, сороконожек, в спешке покидавших свои разрушенные жилища. Из травы вдруг выскочила большая медянка, за ней появились две тонкие испуганные змейки и пара скорпионов с угрожающе поднятыми от страха клешнями. Были здесь и маленькие археологические находки, подтверждения и свидетельства прежней жизни: сломанный кухонный нож, игрушечная кукла с оторванной ногой, пара истоптанных туфель — левая коричневая рабочая, правая белая детская.