Джеймс Данливи - Лукоеды

— И меня тоже. Всю ногу.

— Ну, а мне все колени. Такая вонь! Кстати, ведь я замужняя женщина.

— Вы мне так одобрительно пожали руку.

— Вовсе нет. Мое пожатие было слабым. Да, я была заинтригована. Естественно, низкие чувства при этом просыпаются. От такой дикости. Но я не могу в это поверить. Два взрослых человека тянут друг друга за органы.

— Вы сказали, что хотели посмотреть мои яйца.

— Я не говорила этого.

— Нет, говорили.

— Я просто спросила, не будет ли грубо с моей стороны попросить посмотреть на них. Фактически, я не просила. Господи, если надо, я в любое время могу посмотреть их у моего мужа.

— Это хорошо.

— Конечно, согласна. А если я вам и дала знак, то только потому, что мы с Джеффри немного поругались. Мне не нравится, когда в моем присутствии он развлекается с женщиной, которая старше меня лет на двадцать и совершенно другого класса. Я знаю, почему он так делает. Ему нравятся большие титьки, а мои маленькие. У каждого есть свои скрытые мотивы. Я, возможно, была слегка заинтересована вашими яичками. Просто потому, что Джеффри, и я надеюсь, вы не будете звать его Гвоздь, все время болтает о них. Вы удовлетворены? Какой-то особо отвратительный запах мочи у вашей собаки!

— Ничего не поделаешь. Большие почки.

— Вы действительно, вызываете какую-то неловкость. Ни с того, ни с его обвинили Веронику в том, что она больна сифилисом. Несчастная женщина лишь зашла в комнату, чтобы взять книжку почитать.

— Она была абсолютно голой, на роликовых коньках и под зонтиком.

— Что за отвратительно негалантную вещь вы сказали!

Элмер что-то жует в углу. Его любимой пищей является туалетные принадлежности в виде черепашек. Слышу отдаленные крики. Долгие стоны. Человека или животного. Или туннеля, ведущего к морю. Персиваль говорит, что если в замке открыть определенные двери, то поднимется ветер. Так, однажды, кого-то сдуло прямо в море. На закуску огромному угрю.

— Запах от шерсти моего платья становится еще хуже.

— Так, снимите его.

— Ну, что вы.

— Пожалуйста.

— Для того, чтобы избавиться от запаха или у вас похотливые намерения?

— Всего понемногу.

— А что вас во мне заинтересовало?

— Вы вся.

— О, как неинтересно. Я надеялась, на что-то особенное, мои глаза или губы или еще что-нибудь. Но я вся, как скучно.

Запах аммиака. Бьет в ноздри. Шлеп, шлеп, мимо двери. Это, наверно, Бладмон на костылях. Может попросить его помочь. Вести счета по замку. Говорил, что когда-то работал бухгалтером. Разорил три компании своим бухучетом. Зато теперь знает, как избежать ошибок. Элмер ворчит. Может быть на мамбу, длинную, зеленую и неподвижную, невидимую в темноте. Готовую всадить свои ядовитые зубы. В то время, как я вдыхаю запахи Труди, прижав нос у нее за ушком. Кажется уже много лет тому назад, я спустился по трапу, обдуваемый влажным свежим утренним бризом, на почтовое судно, ждущее в бухте. Которое отвезло меня, дождавшись прилива, на берег. В эту страну. Полную согбенных ворчливых фигур, шныряющих по улицам. В дверях торчат босоногие с грязными мордашками дети. Шепчутся, закутанные в шали, женщины. Огромную толпу велосипедистов останавливает полицейский в белых перчатках. Из боковой улицы и в никуда парадом проходит женский духовой оркестр с барабаном. Уходит между темными зданиями. Музыка исчезает. Серый и мокрый мир. И я в ожидании чуда.

— Кстати, вот просто так, о чем вы сейчас думаете?

— О вас.

— Мне нужно выбраться из этого платья. Вы не против?

— Напротив.

— Шалунишка. Но что подумает Джеффри? Ему будет интересно, как это меня так описали.

— Элмер может писать так высоко.

— Неужели?

— Точно.

— Боже, нас здесь не найдут?

— Если только кто-то не пойдет по это лестнице с кухни. И не опробует сорок дверей.

— Кто эта та темноволосая девушка с голубыми глазами?

— Шарлен, она помогает на кухне.

— Она не знает своего места. Я чувствовала, как она бросает на меня враждебные взгляды. Ну, вот я и голая.

— Пока, нет.

— Ну, почти. А здесь холодно. Я и так зашла слишком далеко. Если только, вы не скажете какой-нибудь комплимент.

— Мне нравится ваш голос. Он такой красивый в темноте.

— Неужели?

— Да.

— От слова «красивый» так устаешь. Может вы лучше скажете, что мой тембр приводит вас в дрожь?

— В этом месте меня все приводит в дрожь.

— Ну, раз я не привожу вас в дрожь, то мне лучше уйти.

— Не надо. Прошу вас. Это правда. Каждое утро, когда я просыпаюсь, кровь начинает бить мне в голову, в висках пульсирует. Воображаю новое несчастье. Кто-то проваливается вниз, заступив за опасную черту Персиваля. Письма от адвокатов, подметные письма. Счета.

— Но Джеффри говорит, что вы страшно богаты.

— У меня всего лишь четыре фунта и немного шиллингов.

— Как же вы умудряетесь держать такое огромное хозяйство с таким большим штатом и бесконечным потоком гостей?

— Все в долг.

— А как насчет зарплат?

— Они сказали, не беспокойтесь. Им нравится здесь.

— Боже праведный. Ну, ладно. Очень рискованно. Так, что будьте осторожны, у вас могут пропадать вещи, серебро и все остальное. Когда все кончат улыбаться, они могут оказаться чрезвычайно скучными людьми. Прошу меня извинить. Но я никак не могу добраться до вашего хозяйства. Боже, сколько пар нижнего белья на вас.

— Четыре.

— Зачем?

— Я мерзну.

— Ну, наконец, добралась. Это они?

— Да.

— Какие они теплые! Как чудесно! После двух, знаете ли, три гораздо интереснее.

Элмер скрежещет зубами. Где-то позади чего-то. У леди Гейл Аллоиз очень острые локти. И длинные ногти. Взвешивает скрытое богатство. Шесть с половиной унций. В любой момент, пока она занята взвешиванием, сюда со своими кольтами сорок пятого калибра может ворваться Гвоздь. Разве в том мире за океаном все так было плохо? Может только крошечная квартирка с единственным угловым окном, выходящим на озеро. В фойе пускает пузыри моя тропическая рыбка. По пятницам вечером приходит, чтобы приготовить поесть, моя подруга. В субботу утром оба лежим с чашечкой кофе в постели. У каждого своя собачка. Выгуливаем их вместе. Сидим и слушаем музыку. Уютная и мирная жизнь. В трубах шумит горячая воды. Плещется тепло. Вместо этих холодных ссак.

— Чудесный экземпляр для фотоальбома Вероники. Вы бы заняли почетное место. У нее там гениталии страница за страницей. Становится интересно, кому они принадлежат. Хорошо бы разузнать. У крутого мужчины может оказаться маленький член. Джеффри она сфотографировала в цвете. Я была ошеломлена. Его рыжие волосы узнает каждый. Господи, совсем не хочется, чтобы другие знали, что ты имеешь от мужа. Мне нравится держаться за них вот так. Мужчины любят комфорт. И Джеффри тоже. За это я ему прощаю все. При нашей первой встрече он довольно громко, так что услышали мои тетушки, которые занимаются медом в деревне, сказал, ну и жопа, как у старой коровы. И дальше только пощипывал меня время от времени. Его интересовали только мои деньги, которые он обнаружил еще до того, как я об этом узнала. Он страшно напуган бедностью. Прямо в истерику впадает от этого, круша все подряд в доме. Однажды, уволили всех слуг и егерей. Когда я нанимала их обратно, он стоял в зале, полностью одетый в экипировку альпиниста с рюкзаком на спине. Я сказала, Джеффри, что ты делаешь. Он погрозил кулаком и сказал, если надо, мы будем жить как бродяги. И все из-за того, что одна из моих тетушек оставила мне в наследство всего лишь двести шестьдесят тысяч фунтов стерлингов вместо трехсот десяти тысяч, на которые бедный старина Джеффри и рассчитывал. Он такой душка. Ох, я наверно слишком много болтаю, да? Но, вы знаете, меня воспитали в том духе, что, если рядом кто-то есть, с ним обязательно надо поговорить, а то будет невежливо.