Сюсаку Эндо - Море и яд

- Акира, попробуй ты ответить.

- Хорошо, что Тода-кун подарил коллекцию... дорогую для него коллекцию, подарил Кимура. Это хороший поступок.

-■ Это, конечно, похвально. Но главное здесь - другое, - сказал учитель и, повернувшись к доске, крупно написал мелом: «ЧИСТОСЕРДЕЧИЕ». - Помните, ребята, Тода-кун честно пишет о том, что ему стало жалко отдавать коллекцию. Обычно вы кри-

* Судзуки Миэкити (1578-1655) - автор буддийских нравоучительных повестей и рассказов.

вите душой в сочинениях. А вот Тода-кун чистосердечно описывает свои чувства. Это очень приятно.

Я смотрел на крупно начертанные на доске иероглифы «ЧИСТОСЕРДЕЧИЕ». Из соседнего класса доносились сиплые звуки фисгармонии. Девочки пели хором что-то заунывное. Я не чувствовал, что обманул и ребят и учителя. Ведь я привык к этому, так было всегда и в семье и в школе, недаром я считался первым учеником и пай-мальчиком.

Я украдкой взглянул на новичка. Он напряженно смотрел на доску, но, почувствовав мой взгляд, повернулся и тоже уставился на меня. - Несколько секунд мы пытливо разглядывали друг друга. Вдруг его лицо порозовело, а по губам пробежала тонкая усмешка. «Всех ты провел, но я-то не дурак, - говорила эта усмешка. - И коллекция твоя и все твои нюни гроша ломаного не стоят. Вранье все это. Взрослых ты еще -можешь одурачить, но я-то из токийских ребят, меня не проведешь».

Я отвел глаза и почувствовал, как у меня краснеют уши. Сиплые звуки фисгармонии смолкли, и голоса девочек стихли. Мне показалось, что иероглифы на доске дрожат и прыгают.

С этого дня бастион моей самоуверенности начал понемногу рушиться. И в классе и на школьном дворе, если только Минору был поблизости, я чувствовал себя стесненно, словно он знал обо мне что-то нехорошее, постыдное. Я не стал учиться хуже, но теперь, когда учитель хвалил меня при всем классе, когда мои рисунки вывешивали на стену или когда ребята выбирали меня старостой, я невольно украдкой поглядывал на Минору.

Я боялся его проницательных глаз, но сейчас, оценивая все издалека, должен признать, что они ни в коем случае не были осуждающими глазами или глазами совести. Просто мы были молчаливыми сообщниками, знающими одну и ту же тайну и видящими друг друга насквозь. И я чувствовал не укоры совести, а стыд, что меня разбблачили.

Этот мальчик ни с кем не играл. На переменах, когда ребята носились по двору, он, прислонившись

к качелям, молча наблюдал за происходящим. На уроках гимнастики он тоже стоял в сторонке, так как получил освобождение от занятий. И даже когда ребята заговаривали с ним, он отвечал односложно: «Нет, не хочу», или: «Угу». Когда же все убедились, что этот бледнолицый, похожий на девчонку мальчик в городском костюме', с длинными, как у меня, волосами в общем-то тюфяк', да и учится не ахти как, начали открыто помыкать им. И я перестал его бояться и робеть перед ним.

Мои одноклассники - сыновья крестьян - начали потешаться над Минору. Однажды, убрав класс после уроков, я вышел во двор, собираясь идти домой, как вдруг увидел, что на спортивной площадке Масару и Сусуму тащат Вакабаяси по Песку за волосы. Сначала он пытался сопротивляться, на минуту даже поднялся, но очень быстро отказался от борьбы, и его тут же опять повалили. Я с удовольствием наблюдал за этой сценой. Мне и в голову не пришло заступиться за Вакабаяси. Напротив, я со злорадством думал: «Ну и поделом! Тебя еще не так стоит проучить».

Так бы, наверно, я и стоял, посмеиваясь, если бы не заметил в окно учителя, шедшего по коридору. Мгновенно сообразив, что он направляется на спортплощадку, я опрометью бросился разнимать дерущихся.

- А ну, прекратите это безобразие! - во весь голос крикнул я, отлично сознавая, что учитель видит эту сцену. - Масару, не обижай новичка! Смотри, нарвешься на учителя!

Мальчишки обернулись и, увидев учителя, смущенно покраснели, но их жертва продолжала лежать на песке.

- Вакабаяси-кун, что с тобой? - спросил я, подойдя к нему.

Мальчик поднял глаза, в лучах заходящего солнца на лице его засверкали песчинки. Поодаль валялись очки с погнувшейся оправой. Когда я хотел стереть с его лица песок, Вакабаяси резко отстранил мою руку и брезгливо поморщился.

- Отстань, я же к тебе не пристаю...

Моя правая рука сама сжалась в кулак, но я знал, что учитель стоит рядом.

- Опять ты, Масару, - укоризненно проговорил я.

- Что здесь происходит, Тода-кун? - спросил учитель.

- Да вот Масару пристал к Вакабаяси-куну... - Я запнулся, словно мне было очень трудно говорить. - Я сразу подбежал разнять их, но...

Пока я вел обычную игру, Вакабаяси, залитый лучами заходящего солнца, смотрел не на учителя и не на меня, а куда-то в сторону. Я впервые увидел его глаза без очков и поразился - они словно читали все мои мысли.

- И не стыдно вам? - покачал головой учитель. - Масару, Сусуму, вы хоть бы с вашего старосты брали пример.

Старостой был я. Пока учитель корил ребят, Вакабаяси, стряхнув с лица песок и подобрав кирзовый портфель, ушел, словно все случившееся нисколько его не касалось.

Весной следующего года Вакабаяси перевели в другую школу. Так же, как в первый день, наш учитель поставил его у своего стола. И так же, как в тот день, взяв в руки мел, написал на доске: «ЕСИ-МАСА».

- Е-СИ-МА-СА. Ну-ка, Томно, чем примечателен этот город?

- Там добывают медь.

- Правильно, медь. Вот не успели вы подружиться, а Вакабаяси-кун уже переезжает с родителями в Есимаса. Сегодня он с нами последний день.

В таких случаях учитель внезапно добреет. Я представил себе город, куда едет Вакабаяси. Я знал, что город этот окружают голые холмы, а небо там покрыто черной копотью от труб. Вакабаяси стоял неподвижно, потупив глаза. И сегодня, как в первый день, его шея была обмотана бинтом.

- Тода-кун, попрощайся от имени класса, - сказал учитель.

- До свиданья, Вакабаяси-кун!

Он молчал. И лишь, выходя из класса, на мгновение обернулся - по его губам пробежала едва заметная усмешка.

С этого дня я забыл про него. Во всяком случае, старался забыть. Теперь парта Вакабаяси пустовала. Вскоре сторож куда-то убрал ее. У меня словно гора с плеч свалилась, исчезли страх, настороженность. Я снова блаженствовал в звании первого ученика, читал во весь голос свои сочинения и получал похвальные грамоты.

Снова наступило лето. Однажды в жаркий полдень я один шагал по луковым огородам. В траве оглушительно трещали цикады, по пыльной дороге торговец эскимо тащил свою тележку.

И вдруг я вспомнил сочинение, которое написал в прошлые летние каникулы. Сочинение, в котором рассказывалось о том, как я навестил Кимура и подарил ему коллекцию бабочек. Оно было написано специально, чтобы растрогать учителя. С явным подражанием «Красной птице». И эту тайну знал только мальчик, которого звали Вакабаяси.