Вейо Мери - Шофер господина полковника

У дяди Симо был сверток жевательного табака. Он хранил его на стальной балке высоко, под самой крышей, чтобы не украли. В этом же зале во время революции жили два циркача, которые показывали номер, как человек попадает живым на небеса. Четверо мужчин становились друг на друга, и верхний объявлял: «Я на небе». Тем двум циркачам дядя Симо подставлял плечи, и верхний мгновенно хватал сверток с балки, откусывал три кусочка, спрыгивал на пол, как будто во рту ничего не было, так что сто пять зрителей не могли требовать своей доли. Голод уносил силы так, что в одно утро все трое не смогли сделать пирамиду. Сверток с табаком так и остался там, на балке. Дядя Симо напутствовал: если попадешь в Хенналу, посмотри, там ли на балке сверток. У дороги жилой дом для младших офицеров. Девочка лет двенадцати ходила по траве около стен, а мальчик помладше — за ней. В руке у него была сабля, которой он угрожал девочке.

Все в Лахти появляется навстречу вдруг и одновременно: радиомачты, трамплин, железнодорожные насыпи, покрытые зеленым дерном, башенные дома, которые дают трещины, автобусная станция, дома старой постройки, памятник Паасикиви. Это лучший из президентских памятников Финляндии, он неожидан: здесь Паасикиви не сжимает кулаки на книге законов или на столе. У него тросточка, которой он постукивает по плоской плите под ногами.

Бульвар, заводы, круг объезда, собственные дома, перед которыми на полметра живая изгородь, розы, флагшток, велосипед и просыхающая на веревке одежда.

Какие-то удивительные волокнистые белые хлопья реяли в воздухе. Пологие холмы отбрасывали тени на поля, и там, где лес редок, мелькали ослепительно желтые места, свет заливал все, что там было. В лесу пахла смола, на лугах — скошенное сено. Косы были воткнуты в землю там и тут. Тени деревьев спали поперек дороги и слегка пошевеливали ветвями. Тени много медлительнее, чем отбрасывающие тень: стоит быстро помахать рукой, тень и не шелохнется.

В Вяяксу Пелтола очутился на песчаной дороге. В машину начал течь песок, и слышно было, как постукивали камешки.

Слева появилось кладбище с тенистыми деревьями. Там были старинные высокие и современные низкие каменные надгробия. Даже с дороги можно было легко прочесть имя: Юрьо Саари. Человека не было, но имя его осталось на земле, и так прочно, что оно сохранится и тогда, когда земля станет луной.

На взгорье Пулккила устраивали кемпинг. Машины были отогнаны в лес. Из них соорудили четыре кресла, на которые ложились отдыхать, когда ходьба и купание утомляли тело. Полные мужчины и женщины в шортах двигались между деревьями к берегу, который был всего в пяти метрах от них. Они готовились к поездке весь год и жили в ожидании этой радости.

По обе стороны взгорья сквозь редкий лес открывалась широкая озерная гладь. Дальние леса казались такими маленькими, что если б сунуть их в топку плиты, то они провалились бы сквозь решетку в поддувало. В озерах шла волна. Над озером слева стояло солнце и пыталось превратить движение воды в чистый блеск. Но этот блеск разбивался на широком просторе вдоль длинных волн. Правостороннее озеро попало в немилость. Там буксир тащил, казалось, утопленную черную баржу. На носу баржи стоял мужчина, или женщина, или оба вместе, такие крохотные, что умереть на месте от отчаяния, если б оказаться, таким крошкой. Позади буксира и баржи солнце освещало далекий берег желтым. Это была всегда желанная золотая земля. Всегда она была так далеко, что едва туда доберешься, солнце уже успевает сесть; в черных домах, выстроенных из обугленных стволов, смолили больных, дети гасили светлячков в черном лесу, и молоденькие девушки чернили брови углями из печи. Там было здание или оранжерея, откуда мерцал, как звезда, красноватый свет.

Когда на пути в Америку, миновав Ньюфаундленд, попадаешь на материк, видишь мерцание с земли чуть не до самого неба, что показано на рекламной карте в виде сверкающих серебром и золотом звезд. Они все время загораются и гаснут. Это гальванизированные крыши зданий. (Пелтола был в Соединенных Штатах восемь дней с экскурсией продавцов, оплаченной фирмой, желавшей пресечь разные слухи и произвести впечатление на конкурентов и покупателей. Фирма осуществила это с помощью Америки. Единственным, у кого остался наглядный след поездки, был Валтонен. Как-то вечером он пошел к входу на танцплощадку подмигнуть девушкам. Только успел он сказать «good morning» [3] С добрым утром (англ.). , подошел янки и стал молотить его кулаками по лицу. Когда бьет янки, он бьет страшно сильно и не трясет кулаком перед глазами, чтобы посмотреть, есть ли в них рефлексы. Под глазами Валтонена было черно, сломан нос, разбита правая челюсть, кровоподтеки по всему лицу. Со всех экскурсантов взяли клятвенное заверение, что Валтонен ночью в отеле упал с кровати и расшиб физиономию.)

От озера веяло свежим воздухом. Манило идти туда. Взгорье понижалось, тут не росло ни одного деревца. На прибрежном песке, да он и вовсе не был песком, полно круглых крысино-серых камней величиной с кулак. Они сожрали весь песок.

Там, внизу, стояла девушка. Она стояла среди камней, поджимая ступни, и бедра ее вроде были вывихнутыми. На ней был белый купальник, белые ленты которого завязаны на спине огромным бантом. Это был такой большой узел, что на его развязывание потребовалось бы пять секунд, а развязывающий должен был бы отходить на три метра. Девушка была красива и так стройна, что могла и сама развязать узел и снять купальник, сделав глубокий выдох. Она была предназначена служить украшением на этом берегу. Туристическое объединение Финляндии наняло ее на эту работу.

Дорога опустилась до кромки воды в низине, простиравшейся широкой равниной. Тут ожидали перевоза рейсовый автобус и две легковых машины. Паром был на полпути к берегу. За машиной Пелтолы ехал «датсун», где уместились три поколения: бабушка, дедушка, отец, мать и четверо детей, ходивших на головах.

— Не топчи мамино платье! — сердилась мамаша.

— Иди ко-мне, иди, — звала бабушка, — малютка топчет материнское платье, а взрослые дети — материнское сердце.

— Сидите вы, черт подери, на своих местах, или я вас сброшу с парома в озеро, — рассердился отец.

— Только сбрось, только сбрось — попадешь в тюрьму! — ответил сыночек.

— Все ли, Арто, тебя корчит, все еще тошнит тебя? — спросила мать у малышки.

— Это новый паром с мотором, — заметил отец.

— Мы не останемся в машине, — заявила мамаша. — Они же велят всем выйти! Во время переезда находиться в машине запрещено.

— Здесь можно, — сказал глава семьи. — Это новая игрушка.

Паром подошел к пристани, сантиметров на пять сдвинул ее, но исправил ошибку каким-то способом сам. Справа на краю парома была высокая будка с окошками. Паренек лет четырнадцати выглядывал из нее. Его босая нога покачивалась в приоткрытой двери. Здорово, что ему дозволено двигать такое большое сооружение. Мальчишка смотрел на съезжавшие с парома машины как на пустое место. Рейсовый автобус стал проталкиваться на паром. Водитель хотел поставить его на левом краю, но остановился посередине. Мальчишка завизжал как, укушенный, повиснув на руках в дверном проеме.

Читать дальше