Михаил Гиголашвили - Чертово колесо

В коридоре майор направился в туалет, а Пилия вытащил опиум, украдкой закинул в рот и запил маленькими глотками из бутылки. Потом поболтал через открытое окно с дворником, вздумавшем ночью спьяну или по бессоннице мести двор милиции.

Когда они вернулись в кабинет, список лежал на столе.

Получив горстку своего же кокнара, Кукусик сжевал его без воды и отправился в клетку к убийце, окрыленный обещаниями, что завтра («Как только придет главный начальник!») его выпустят и дадут «на дорожку» опиума. А майор и инспектор склонились над бумагой и начали читать, изредка обмениваясь репликами...

Прочитав весь список, Пилия удовлетворенно кивнул:

— Ну, тут все ясно — будем действовать, как обычно. А с Кукусиком что делать?..

— На срок пускать — что же еще? — удивился майор.

— Ты же слово дал! — криво усмехнулся Пилия.

— Какое еще слово, ты что, рехнулся?

— Рехнулся не я, а ты! Разве можно его упускать? Он же душой стукач, разве не видно? Я из него сделаю главный передатчик! — сказал Пилия. — Азбука Морзе!

— Кто к нему после этого приблизится? — указывая на список, возразил майор. — Он же по горло в дерьме!

-Выгородим, не упомянем... Зачем резать курицу, золотом какающую? В общем, это мое дело. Тебе не все равно?

— Делай что хочешь, — пожал плечами майор. — И не лень тебе возиться? Стукачей в городе больше, чем морфинистов!

— Не ты ли говорил, что в стукачестве — будущее нашей работы? Зачем бегать, искать, вынюхивать, сидеть в засадах? Может, лучше спокойно пиво пить и ждать, когда тебе позвонят и сообщат, когда, где и кого вязать?.. Еще один не помешает... Кстати, дай несколько обысковых ордеров.

— Я же давал тебе недавно! Ты что, их вместо туалетной бумаги употребляешь? — удивился майор.

— Кончились, — отрезал Пилия. — Бумажек жалко? Я сам их на ксероксе распечатать могу! — севшим голосом добавил он, расчесывая грудь от начавшего давать о себе знать опиума.

— Просто странно, — окрысился майор, но вынул из ящика пачку чистых ордеров, предпочитая не связываться с Пилией.

Инспектор сгреб бумажки:

— И список дай сюда! Я, может, еще вернусь, поработаю с ним...

Майор без слов отдал и список. Набрасывая на плечи кожаную куртку, рассовывая по карманам джинсов сигареты, бумаги, ключи, оружие, Пилия поинтересовался:

— Ну как, прошла у тебя голова после голубого боржома?

— Какого боржома? — не понял майор.

— Которым тебя в арсенале Гита угощала...

— А-а... Голубой боржом! — захохотал майор и долго еще после ухода Пилии улыбался и бормотал про себя: «Голубой боржом! Чего только не придумают! Голубой боржом, а, черт побери! Хорошо!..»

Продрав глаза и убедившись, что на работу в редакцию он опоздал, Ладо остался лежать в постели. Мучило похмелье. Мысли слепо шевелились в гудящей голове. В последнее время он совершенно выбился из колеи: кололся и пил. Дошло до галлюцинаций: недавно, стоя на чьих-то похоронах, он вдруг увидел рядом с собой своего лектора, умершего два года назад. Лектор так неподвижно смотрел в глубь подъезда, откуда вот-вот должны были вынести гроб, что не ответил на приветствие, которое невольно вырвалось у Ладо. А Ладо, поглазев на него, вдруг осознал, что перед ним покойник. В страхе поспешил прочь, но, запутавшись в кустах, упал. Его вытащили и увели в какую-то квартиру, где пожилая женщина в черном поила его водой и оттирала виски уксусом, приговаривая:

-Несчастные, больные... У меня племянник тоже... эту наркотику... Жаль вас, потерянных...

Мысли съехали на сегодняшний день, вяло поковырялись в нем. Все перспективы — на нуле. Опять жить? Зачем? Какой смысл? Все надоело. Ничего не светит. Все враждебно. Денег нет и не предвидится. Наркота негодная, да и по цене уже недоступна. Чего ждать?.. Семья?..

Жена молчит, но молча ненавидит. Сын? Может, для него будет лучше, если такой отец умрет... Что видит ребенок?.. Одни ссоры, склоки и прочую дрянь. Родственников полно, с голоду умереть не дадут... А как покончить?.. Надо бы пистолет у кого-нибудь взять, да кто даст?.. Вот у Зуры наверняка есть...

Зура, бывший одноклассник, приволокся вчера вечером, как обычно, неожиданно. Сидел до ночи, пил чай, чесал густую бороду и полоскал мозги про то, что пора скинуть коммунистов и взять власть в свои руки. Ладо было наплевать, кто там шурует в Доме Правительства, а Зуру это волновало. Перекладывая сванскую шапочку по столу, он серьезно перечислял и подсчитывал: танки можно захватить на базе в Ахалкалаки, там охрана гнилая, за деньги сама пригонит, куда скажешь. Автоматы надо покупать в России — там дешевле. Наемников навербовать, если своих не хватит. Разом перекрыть все точки и центры, чтобы осадить собак, забывших родину, дом и хозяина. Потом перешел к любимой теме: с какого времени то или иное княжество можно считать составной частью страны? И до какого времени считать его свободным? И как эту свободу понимать?

— Текст принес? — перебил его Ладо.

Зура передал несколько страниц. Он писал повесть про древние времена и давал Ладо по главам на правку. По слова Зуры, большая часть была готова, осталось несколько глав, концовка. Странно! Пишет о старом, а беспокоится о будущем!.. И много таких. Ладо как-то попал на их сходку (не было места уколоться, и он попросился к Зуре в ванную). Пока готовил раствор, слышал краем уха, как Зура и его приятели вели степенные беседы о свободе, рабстве, о выходе из империи, если надо, немирным путем. Шли подсчеты бронемашин, снарядов и ресурсов для свержения коммунистов. «Грузия от моря до моря!» — шуршали они линейкой по карте, измеряя расстояние от Понта до Каспия...

Ладо попытался вновь заснуть, но затрещал телефон. Его любовница, Нана.

— Подожди! — прошептал Ладо и вышел посмотреть, нет ли кого в квартире. Пусто. Жена — на работе, мать — за покупками, сын — в школе. Он вернулся к телефону.

Нана была очень раздражена. Оказывается, вчера она весь вечер просидела в квартире уехавшей подруги, ожидая его, а он в это время сидел в мастерской у Художника, ожидая Кукусика с кокнаром. Но Кукусик исчез. В итоге — ни кокнара, ни Наны. Она злобно напомнила ему, что такое происходит не в первый раз, и ее терпение подошло к концу:

— Мне эти твои наркоманы неинтересны. Кукусики-Мукусики!.. Я тебя жду, жду, а ты...

— Послушай, я же не виноват, что этот проклятый Кукусик куда-то провалился! — огрызнулся Ладо. — Я и так умираю, напились потом... А еще ты меня грызешь! Мне плохо!

— А мне, по-твоему, хорошо?! — взвилась Нана.

Последовали привычные упреки в эгоизме, хамстве, жалобы, угрозы. Он равнодушно внимал им, от всей души желая, однако, чтобы Нана сейчас оказалась рядом. Он так и сказал ей.

— Да я прекрасно знаю, чего тебе от меня нужно, — вздохнула она. — Только одного! Знаю! Хотя и этого, видно, уже не надо, раз вчера не явился... А могли бы побыть хоть немного по-человечески, в квартире... — Затем она заявила, что больше не собирается выбегать «на часок», что она не шлюха по вызову, что все это ей осточертело: — Я хочу семью, детей, свой дом, а вместо этого, как собачонка, бегу, куда поманишь! Все знают, что я твоя любовница! Пальцами показывают! А я хочу жить нормально!