Михаил Гиголашвили - Чертово колесо

— Никого. Сын.

— Дверь запри! — приказал Сатана и волоком, за шиворот, потянул Рублевку по полу в комнату. Ладо, не зная, что делать, поплелся в галерею. Из комнаты неслись звуки ударов, звон пощечин, брань Сатаны:

— Быстро! На стол все! Скорей! Лекарство сюда, на стол!

Сын Рублевки, мальчик лет десяти, побелев от ужаса, замер, слушал гнусную брань, глухие толчки и вопли Рублевки:

— Нету, нету! Ничего нету! Это не мое было, это чужое! Чарликино лекарство было, клянусь! Чарлик приносил, прятал тут, я ничего не знаю! Его опиуха!

— Не шути со мной — голову разнесу! Все сюда, на стол! — рычал Сатана.

Что-то звенело и падало. Рублевка визжал громче и громче:

— Нету, ничего нету! Кончилось! Ребенком клянусь, кончилось, нету!

— Ах, ребенком клянешься! — зловеще крикнул Сатана, ворвался в галерею, схватил мальчишку и поволок его в комнату, кинув через плечо: — И ты тоже сюда...

Ладо повиновался. В комнате, среди опрокинутых стульев и разбитой посуды, на скрипящей кушетке извивался Рублевка.

— Нету, значит? Сейчас увидим! — Бросив ребенка, Сатана уставился на Ладо: — Продавал он тебе лекарство? Отвечай!

Тот промедлил с ответом и тотчас получил ощутимый удар в челюсть.

— Отвечай! Или вы заодно?

— Продавал, — ответил Ладо.

— Ты слышал? — еще громче завопил Сатана и начал наносить Рублевке короткие, незаметные, но увесистые удары кулаком. — А еще ребенком клянешься, сучий потрох! Сейчас тебе конец! — свирепо и торжественно провозгласил он, вытаскивая наган из кармана. — Последний раз спрашиваю — где лекарство?!

Рублевка что-то вопил. Тогда Сатана обернулся к мальчику, схватил его за волосы, крикнул:

— Отвечай, где лекарство! — и угрожающе занес нож.

— Оставь его! — закричал Рублевка. — Все отдам — его отпусти, зверь!

— Давно бы так! — процедил Сатана и оттолкнул мальчика. — Неси!

Тот убежал в галерею, а Рублевка пополз к гардеробу, покопался в нем и, не вставая с колен, вытащил из белья несколько полиэтиленовых пакетиков, чеков, в которых чернели пятна опиума. Сатана оттолкнул его, вывалил всю стопку простынь — и на пол посыпались другие пакетики.

— Этого мало! Где еще?

— Нету больше. Убей, нету... — канючил Рублевка, сидя на полу и размазывая кровь по лицу.

— Убью, не сомневайся! Давай, Ладо, включай утюг — он думает, мы тут шутки шутим, из-за двух чеков пришли. Сейчас убивать будем! Сперва тебя, потом — сына...

И Сатана, склонившись над Рублевкой, стал запихивать дуло нагана ему в рот. Рублевка, мыча, вырываясь и по-собачьи мотая головой, пополз к колченогой тумбочке и вытащил из нее банку из-под сметаны, залитую черной массой. Сатана велел ему собрать чеки, разбросанные по комнате, и сложить туда же, в банку.

Пока Рублевка, оттирая кровь, собирал чеки, в квартире стояла тишина, только слышалось хриплое дыхание Сатаны, шорох пакетиков и всхлипывания мальчика из галереи. Рублевка дрожащими руками протянул банку Сатане. Тот глазами указал на стол. Барыга поднялся с колен и поставил банку на стол. Он тоже всхлипывал, судорожно икая.

— А теперь деньги! — приказал Сатана и взял двумя пальцами Рублевку за кадык.

— Какие деньги? — успел пискнуть он, но Сатана свалил его с ног, прижал подошвой его щеку к полу, а лезвием финки пощекотал его затылок:

— Где деньги, падаль?

Рублевка в предсмертном ужасе клокотнул что-то.

— Где? — шепотом спросил Сатана, не отрывая ножа от мелко дрожащего затылка.

— Там, там! — засипел Рублевка. — В столе, на кухне...

Сатана поволок Рублевку на кухню. Послышался стук открываемых ящиков, звон вилок и ложек. Сатана вернулся, на ходу просматривая купюры. За ним плелся Рублевка, бессильно опустив руки и неся какую-то чушь:

— Никогда не знал... У меня ничего, это все Чарлики — но... Артуркино... Откуда у меня лекарство? Что мне Чарлику отвечать? В глаза не видел...

— Врешь, все это твое, — пряча нож, сказал Сатана и, взяв банку, пригрозил: — Чтоб молчал, сука, а то вернусь и перережу всю семью!

Они уже были в прихожей. Вдруг Рублевка кинулся на колени:

— Сатана, оставь пару чекушек, я умру в ломке, прошу тебя, оставь хоть пару!

Сатана, не глядя, вытряхнул из банки на пол пару пакетиков...

Потом была какая-то страшная хата в Сололаки [8] Старый район Тбилиси. , разбитый шприц, хрипы Нугзара, охи Сатаны в очередном приходе, его севший шепот, которым он хвалил лекарство и говорил Ладо, что барыгу они кинули вместе, и теперь самое время повеселиться, что Ладо не должен обижаться на него за удар в челюсть — так было надо и так лучше, пусть Рублевка думает, что не он один пострадал, что они заставили Ладо это сделать — теперь Ладо не потеряет барыгу и всегда сможет обратиться к нему, если надо.

— Ну, извини, если сильно получилось, — в опиумном угаре расчувственно лез он извиняться и целоваться. — Думаешь, мне мальчишку мучить было с понта? А что делать, если фатер-барыга не раскалывается?

От лошадиных доз Ладо и Серго были не в состоянии отвечать и полуспали с горящими сигаретами в руках (хотя будто видели сквозь закрытые веки), пока все не померкло в блаженной мгле.

В подвальной мастерской у Художника ожидали опиум. Человекообразный Черный Гогия, двухметровый бывший баскетболист, плашмя лежал на кушетке, не шевелился. Руки свисали до пола. Ботинки упирались в стену. Лысый Серго Двали пытался читать газету, но поминутно складывал ее, смотрел на часы, перебирал в портфеле бумаги, вытирал потную лысину комком платка. Он был инструктором райкома и вечно куда-то опаздывал.

Директор магазинчика «Ткани» на Дезертирском базаре, Нодар Баташвили по кличке Бати, тщательно выбритый и холеный, накручивал телефонный диск, с неприязнью поглядывая вокруг холодными глазами.

Рыжий Арчил Тугуши, работник ВЛКСМ, время от времени повторял, что он пропускает уже второе заседание, его наверняка разыскивает начальство и надо позвонить вахтеру.

— Да ты на себя посмотри, кому ты нужен! — отвечал на это Бати, с издевкой указывая на сползшие с задницы Арчила джинсы и не подпуская его к телефону.

Что-то прибирала на загаженной кухне женщина, которую все звали Анкой.

Сам Художник, нищий любитель дармового кайфа, копался в углу. Он был из тех, которые питаются остатками чужих пиршеств, расплачиваясь за это своей хатой, где обычно собирались, ждали, варили из кокнара героин, кололись. Когда все уходили, он заново переваривал остатки, выжимая для себя какие-то крохи второй свежести: «вторяк» кайфа практически не давал, но ломку снять на время мог.

Все были удручены. Несчастья сыпались одно за другим. Вначале, несколько дней назад, пропал с деньгами Кукусик — поехал за кокнаром и не вернулся. Потом Рублевка, их обычный поставщик, был избит и ограблен. А теперь вот приходилось мучиться в ломке, ожидая Ладо и Гугу, которые отправились за Красный Мост, в Азербайджан, к татарам, наобум — авось что достанут.