Андрей бодров - план побега

– Мои поздравления.

– Ага, а вчера так в лесопосадке погуляли, не помню, сколько выпили.

– А сколько покупали?

– Не знаю, это у друга дочь родилась.

– Драка?

– Конечно! Своего били, тоже не помню за что. Но били хорошо. Тебе краска не нужна?

Затягиваюсь.

– Не очень.

– Если что, заходи, любая краска и растворители по самой выгодной цене.

– Обязательно.

– Может по 250 за знакомство.

– Я еще не завтракал.

– Тогда по 100.

– По 100 можно.

– Пойдем ко мне.

– Давай лучше тут.

Подкуриваю следующую сигарету. Несколько затяжек. Он возвращается с двумя стаканами и бутылкой водки. Садимся на ступеньки. Он разливает, чокаемся, выпиваем.

– Может еще, для аппетита? – спрашивает.

– Нет. Боюсь, что не удержу аппетит внутри, – отвечаю, стиснув зубы.

Встаю. Ведет в сторону, хватаюсь за перила.

– Приятно было, познакомится, – говорю, медленно сползая по ступенькам.

– Взаимно, если будет нужна краска, заходи, по самой выгодной цене.

Возвращаюсь в квартиру. Отпираю дверь. Закрываю глаза. Запираю дверь. Открываю глаза. Беру револьвер, рукоятка уже охладела, патрон вертится в барабане. Не знаю, какое положение занять перед выстрелом. Тягостные минуты, волнение от выбора «как это сделать?» схожие с теми, которые испытываешь, еще не зная «как?», когда с тебя первый раз стягивают трусы перед первым половым актом. Голова устало кружится от аттракциона воображаемых фресок суицидальной камасутры. Я спускаю курок.

Щелк.

Пусть будет так, пойду, посплю до следующего утра.

Звонок. Звонок. Звонок. Звонок. Звонок. Звоооооноооооок. На часах пол четвертого утра. Беру телефонную трубку.

– Ты чего не спишь? – спрашивает голос на другом конце телефонного провода.

Я не знаю, что ответить. Я не узнаю звонящего. Наверное, я еще сплю.

– Чего молчишь?

Опять не знаю, что ответить.

– Хорошо, перезвоню днем.

Короткие гудки.

Я не знаю, что им ответить.

Спускаю курок.

Щелк.

Блядь! Сколько можно?

Щелк.

Щелк.

Это невыносимо. Бросаю револьвер в угол.

Спать.

Звонок. Звонок. Звонок. Когда же отрубят этого сукиного сына за неуплату? Опять ошибка в биллинговой программе? Звонок. Прийдется кастрировать трезвонящего мудака самолично. Звонок. Звонок. Я сейчас разобью эту пластиковую клетку, и пусть электрическая птица летит трезвонить в другом месте. Я буду спать! Звонок. Вскакиваю с намерением выдернуть шнур из телефонной розетки, но вместо этого, беру трубку в трепетном ожидании – вдруг она?

– Привет.

Не она.

– Привет.

– Давно не слышал тебя.

– Я тоже…

Себя не слышал

– Давай встретимся.

– Договорились.

До места встречи километров пять. Решаюсь на отчаянный поступок для моего организма – проехаться туда и обратно на велосипеде. Возможно, физическая нагрузка и прогулка по воздуху улучшит сон и ухудшит самочувствие апатии. За час до назначенного времени, вытягиваю заржавелый мускульный привод с балкона. Наблюдаю синоптические изменения: снег растаял, и низкая облачность улетучилась вместе с резкими порывами ветра. На детской площадке вновь копошатся мамочки с пестро разодетыми детьми. Возле трансформаторной будки сочно гадит собака – они всегда срут на виду.

Первые обороты педалей. Скрип цепи. Пробую, как хватают тормоза. Наращиваю темп. Разгоняюсь. Идиотская улыбка. Чему радуюсь? Сам не знаю. Метров двести и все – устал. Тяжелая отдышка. Холодный пот. Пуль за 180. В глазах темнеет. Острая боль в желудке. Сейчас вырвет. Так и не долго загнуться. Докатываюсь до остановки и вместе с велосипедом забираюсь в троллейбус, цепляя рулем толпу пассажиров. Недовольные взгляды.

– Придурок, ты бы еще сюда с мотоциклом приперся.

– На мотоцикл я еще не наворовал, – молчу я.

Старуха в черной косынке возле компостера читает псалмы, красным выделены строчки, и густо косится на страницы журнала, что старательно изучает, девушка в наушниках, которая под музыку кивает головой над статьей «Существует ли что-нибудь лучше секса?». Другая девушка, отвернулась к окну, выставив на показ, обхваченные джинсами красивые ягодицы и сочно плачет – они всегда плачут на виду.

– Вы оплатили проезд?

Мистер ночной звонок приходит во время. Я жду его на скамейке. Рядом велосипед. Курю.

Долго треплемся ни о чем. Весь разговор меня подмывает желание закричать: «Как она?». Я ужасно боюсь того, что у нее продолжается гипертонус матки. Боюсь, что был выкидыш. Боюсь, что она трахается уже с другим и чужой член натирает мозоли моему ребенку. Когда же он расскажет о ней?

– Чем занимаюсь? – переспрашиваю я. – Работаю потихоньку. Хожу через день в бассейн, плаваю, километр брасом, километр кролем и прыгаю с десятиметровой вышки бомбочкой.

– А у нас сейчас на работе аврал, приползаю домой к двенадцати. Вводим в строй новую технику. Клиентура растет. Надо успевать удовлетворять спрос. Расширяемся постоянно. Сам знаешь, конкуренция не дремлет. Вот недавно...

– Ты ее видел? – не выдерживаю я, и прячу глаза в сторону.

Щелк.

– Вчера к ней заходил, моя у нее ночевала. Кругленькая такая стала. Стесняется. Ты знаешь?

Щелк.

– Что знаю? Я два месяца ее не слышал.

Он округляет глаза, кивая в мою сторону.

Щелк.

Щелк.

– Не томи, что-то случилось?

Щелк.

– Мальчик будет, развитие плода без патологий.

Мальчик... Мальчик... На прогнозе ультразвукового исследования ребенок цвета сепии с маленьким пенисом или большим клитором. Нет, яички уже опустились. М-А-Л-Ь-Ч-И-К. Сука, я сейчас расплачусь. Сын. Сынишка. Сыночка. Сынок. Сына. Сыночек. Толька не плачь. У меня будет сын, точнее где-то вдали от меня, будет жить мой биологический мальчик рядом с каким-нибудь очередным духовным папой. В его биологических венах будет разливаться моя осиротевшая кровь, моя осиротевшая любовь. И я, никогда, так и не увижу его, как и ту кровь, что отбирают из пальца или вены для анализа. В руках только короткая выписка – М-А-Л-Ь-Ч-И-К. Сука, только не плачь! Поплачем потом. Продадим револьвер, патрон на память, повесим на шею. Купим водки и поплачем, всеми своими гнилыми потрохами поплачем. Будем потом конечно блевать. Вывернемся на изнанку. Но поплачем. Потом. Не при нем. Как же так, что мой мальчик будет называть кого-то папой, может быть и не одного, но все равно не меня? Как я буду жить с этим знанием? Что он подумает обо мне? Что я бросил его? Обидел мамочку? А возможно, она даже не расскажет ему обо мне. И он никогда не узнает, о той ослепительной вспышке осени, в которой он был зачат. Сука, только не плачь! Он будет похож на тебя, и сам обо всем догадается, а ты будешь в постоянном ожидании всю жизнь разглядывать каждого мальчугана, каждого пацана, мужчину, отца, старика. Только не плачь. Не при нем.