Ирвин Уоллес - Слово

— Стив…

— Нет, погоди, выслушай меня. Еще один вопрос, хотя за ним стоит гораздо больше. Кто знал, что я отправился в Остиа Антика, кто знал, что там я нашел фрагмент папируса, кто передал предупреждение французской таможне посредством итальянского правительства, что у меня находится доказательство подделки? Ответы на все эти вопросы теперь очевидны. Де Фроому было известно, что у Лебруна имеется соответствующий фрагмент. Затем, уже от меня самого, де Фроом узнал, что папирус находится у меня. Де Фроом отправился к Уилеру, Дейчхардту, Фонтену и всем остальным, чтобы предложить им сделку — а может он и выдавил эту сделку — после чего они сговорились задержать меня в Орли, отобрать доказательство мошенничства, а вместе с тем исключить меня из всего процесса. Вот какие это вопросы. И, Анжела, разве они тебя не беспокоят?

Какое-то время девушка вертела в пальцах свои очки.

— Стив, как мне говорить с тобой? Мы разговариваем на двух языках — твой язык, это язык скептика, мой язык, это язык веры — и потому-то ответы на эти вопросы переводятся совершенно различно. Смерть Лебруна в тот самый день, когда он собирался помочь тебе? Что здесь необычного, если пожилой человек , старше восьмидесяти лет, идущий по переполненным машинами римским улицам был сбит автомобилем? Стив, я сама римлянка. Я читала и слышала о том, что происходит в нашем городе. Наши водители самые бешеные и безрассудные во всей Европе. Что кто-то мог сбить старика и умчаться с места происшествия? Такое встречается на каждом шагу, совершенно банальное событие — но никак не заговор, не убийство. По-твоему, убийцами являются Уилер, де Фроом и доктор Джеффрис? Но ведь даже представить подобное глупо. Относительно того, что тебя задержали на таможне? У итальянского правительства имеется масса агентов и шпионов, задача которых состоит в охране национального достояния. Скорее всего, кто-то увидел, как ты шастаешь по Остиа Антика, и этого было достаточно, чтобы некто встревожился и обратил на тебя внимание. Но даже если твой арест устроили люди из Воскрешения Два. Что здесь плохого или нелогичного? Им хотелось самим увидать, что ты нашел, до того, как ты сделаешь какие-то заключения и станешь использовать свое открытие не правильно. Им пришлось конфисковать твою находку, чтобы тщательно изучить ее. Если это и вправду доказательство подделки, то я не сомневаюсь в том, что они бы отдали его тебе, а сами отложили или вообще прекратили бы публикацию Международного Нового Завета. Но когда они выяснили, от тех самых людей, которых ты сам выбрал в качестве экспертов, что твое “доказательство” на самом деле представляет собой столь же неподдельный документ, как и те папирусы, что были открыты моим отцом, им потребовалось остановить тебя и предпринять против тебя определенные действия, чтобы предотвратить нежелательный скандал. Стив, ну разве ты не понимаешь? Язык веры дает совершенно другие ответы.

— А дает ли твой язык ответ на один вопрос, который я еще не задавал?

Анжела была удивлена.

— Что еще за вопрос? Задай его.

— Каким образом некий профессор Августо Монти решил проводить раскопки в Остиа Антика?

Анжела смешалась.

— Потому что шесть лет назад кто-то нашел кусок папируса возле развалин и показал этот кусок ему.

— И тебе не известно, что этим человеком, показавшим папирус, был Лебрун?

— Нет. Я никогда не слышала этого имени, пока мистер Уилер не упомянул его вчера вечером.

— И тебе не известно, что Лебрун в прошлом году встречался с твоим отцом в кафе “Дони” в тот самый день, когда с профессором… случился удар?

— Нет. Я не знала этого до вчерашнего дня, когда мистер Уилер рассказал мне о том, что ты, якобы, видел заметку об этой встрече в ежедневнике моего отца.

— И ты не замечаешь в этом ничего странного? Ничего подозрительного?

— Нет. Мой отец имел дело с различными людьми и в тот самый день, равно как и перед тем.

— Прекрасно. Анжела, позволь мне испытать твою веру. Будешь ли ты готова сказать следователю, что твой отец встречался с Лебруном в прошлом году в кафе “Дони”? Это позволит установить связь между профессором Монти и Лебруном. Это может посеять дополнительные сомнения относительно уже решенного дела и привести к новым поискам с целью установления окончательной правды. Имеется ли в тебе достаточно веры, чтобы сделать это?

Она покачала головой.

— Стив, — сказала Анжела, — я уже сообщила следователям и судье обо всем, что знала. Это вошло в документ, переданный главами проекта. Вчера вечером я позвонила Лукреции в Рим и попросила ее прочитать нам заметки отца в его ежедневнике. И все, включая судью, считают, будто инициалы “Р.Л.” еще не являются достаточным доказательством. Но даже если бы они и подразумевали Роберта Лебруна, что это может нам дать? Тем не менее, я хотела, чтобы следователь об этом знал. Так что, видишь, Стив, я вовсе не боюсь. Если в тебе имеется вера, правды бояться нечего.

Силы покинули Ренделла. Он понял, что все потеряно. Ладно, еще одна попытка.

— А сможешь ли ты сообщить эти сведения еще одному человеку?

— Кому?

— Седрику Пламмеру. Будешь ли ты готова подтвердить, что Пламмер слышал от Лебруна, что твой отец действительно встречался с французом?

Анжела взмахнула руками.

— Стив, Стив, но он тоже это знает. Пламмеру все известно. И он не видит в этом ничего подозрительного. Когда домине де Фроом присоединился к Воскрешению Два, Пламмер пришел вместе с ним. Можно сказать, он тоже был обращен в истинную веру. Он отбросил свое ядовитое перо и теперь работает над историей всего проекта, начиная с событий шестилетней давности, вплоть до нынешнего дня.

Ренделл откинулся на спинку стула. Всего этого было слишком много. Каждый дюйм вражеской территории уже был захвачен. Но это означало, что шея герра Хеннига была спасена. Шантаж Пламмера с целью выманить у Хеннига экземпляр Международного Нового Завета оказался уже ненужным.

Он поднял голову. В двери кто-то постучал, после чего она открылась. В комнату заглянул какой-то судейский служащий.

— Мсье Ренделл, пришло время оглашения приговора.

Ренделл поднялся с места.

— Еще несколько секунд, — попросил он. Анжела уже подошла к нему. Еще раз он решил испытать ее. — Значит ты желаешь, чтобы я сдался, так?

Она надела свои солнцезащитные очки.

— Я хочу, чтобы ты сделал то, что должен сделать, ни больше и ни меньше. — Было видно, что она раздумывает над тем, чтобы сказать еще что-то, и в конце концов произнесла это:

— На самом деле, я пришла сюда сказать тебе, кем бы ты ни был, кем бы не стал, я могла любить тебя — если бы ты мог научиться любить взамен, сначала себя, а потом и меня. Но ты не можешь научиться этому, пока в тебе нет веры — в человечество и в будущее. Мне очень жаль тебя, Стив, но более всего я жалею нас. Я могла бы отдать тебе, посвятить тебе все, что угодно — но только не веру. Надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь это. А сейчас ты можешь делать все, что только желаешь.