Алиса Ганиева - Салам тебе, Далгат!

— Ле, вы че моего братуху обижаете? Че за непонятки? — бросил он толпе.

— Это Русик на него наезжал, — рассерженно заорал кто-то высоким голосом.

— А че я? За родные слова отвечаю, я ему слова не сказал. Трубку попросил, он быковать начал, а потом на измены сел! — закричал Русик, подтягивая красные шорты. — Э, пацанчик, нормально делай, нормально будет, понял да?

Он обхватил Далгата своей толстой рукой, как бы показывая, что они друзья.

Далгат вырвался, поднял пыльную, со следами чьих-то ног папку и пошел к Хаджику.

— Э, ты че кисляки мочишь, хайван! — заорал ему рыжий.

— Ты че сказал? — нахмурился Хаджик, нащупывая что-то в кармане.

— Я че, я ниче, — зарядил рыжий.

— Будешь еще возникать, я тебя в натуре выстегну, — пригрозил Хаджик, оставив карман в покое, и отвел Далгата в сторону черных ворот, за которыми виднелся краснокирпичный домик.

— Что, уронил тебя этот бык? — спросил Хаджик. — Ты с ними не связывайся. Этот Русик — вообще камень.

— Уезжаешь сейчас? — спросил Далгат.

— С пацанами по городу проедемся, ты в дом заходи, Арип тоже дома. Цинкани, если чо, я тебя подвезу, куда надо.

— Баркалла, — сказал Далгат, прощаясь с Хаджиком за руку.

— Проблемы будут — обращайся.

Хаджик пошел к друзьям, бросив крепкое словцо в сторону расходящегося сборища. Все трое сели в иномарку и рванули за угол, оставляя клуб пыли.

Далгат поспешно зашел в ворота и оказался в маленьком внутреннем дворе с торчащим из земли краном около небольшого двухэтажного строения. Второй этаж был недоделан и пах известкой. Из дома вышла тетя Наида и подошла обниматься.

— Вай, Далгат! Где был? Что такой помятый? Как мама? Заходи, сейчас хинкал будет.

На стене комнаты, под лепным потолком, висел ковер с вытканным портретом имама Шамиля в папахе. Под ним, на диване, обложенном декоративными подушками, сидел тяжелобровый Арип, старший брат Хаджика. На голове Арипа торчала темно-синяя тюбетейка, вышитая золотом.

— Где тебе футболку растянули? — спросил он, здороваясь с Далгатом.

— А, здесь, приставать начали у вашего дома, Хаджик мне помог.

— Куда он поехал снова?

— По городу, говорит, прокатится.

— В ад он прокатится, — хмыкнул Арип. — Сколько я ему говорю, не езди с этими шакалами, а он гай-гуй поднимет и едет на движения… Ты, Далгат, не начал еще молиться?

Далгат тяжело вздохнул.

— Я же тебе говорил… — начал Далгат.

— Ты сюда слушай, я тебе всю дорогу говорю, чтобы ты молиться стал, ты че меня не чувствуешь? — нагнулся к нему Арип.

— Я…

— Вот ты этих аташек видел у ворот? Хажи, машалла, траву не пробует, а то я его поломаю. А эти ослы мажут, или просто сидят, бакланяться, или к девушкам пристают полуголым. Куда катится этот кяфирский мир, скажи? Клубы здесь понастроили, дискотеки, женщины посмотри как ходят! Это что такое? Если бы у нас шариат был, этого наджаса бы не было здесь, скажи?

— Бесполезно с тобой говорить, Арип, — снова вздохнул Далгат…

— Ты Камиля знаешь с Изберга? — перебил Арип.

— Знаю, и что?

— Вот он дурак. Из-за таких, как он, ислам не любят. Он за джихад говорит, только все неправильно. Фетвы мне по аське присылал. Я ему говорю, ле, Камиль, вставай на верный путь, ты что? Тебе голову задурили, о матери подумай своей! Не послушал он никого, в лес ушел. Все грехи, говорит, сауны, взятки, туда-сюда, от России, надо шариат сделать и неверных убивать.

— Ты тоже так думаешь? — спросил Далгат.

— Про шариат они правильно говорят, но с Россией надо быть, харам от нашей верхушки идет. Верхушку надо поменять. А то одну нацию поставят же есть и начинают воровать от души. А если голову отрубать за каждую взятку, не брали бы.

— Вот ты их поучи сначала морали, — сказал Далгат, — или они лучше меня, раз намаз делают и в хадж за товаром ездят?

— По ним не суди! Если какие-то мануфики намаз делают, потом грабят, это не значит, что ты не должен намаз делать…

— Войска бы только не пришли сюда, — сказал Далгат.

— Вай, не говори! Еще хуже будет! — воскликнул Арип. — Отвечаю, каша будет здесь! КТО знаешь как у нас проходит? Раз Осман звонит мне, типа приезжай на Батырая, такой базар здесь. А пробки же есть же, я ехать не успеваю, кричу ему, типа, че тама, че тама. Осман говорит, здесь в квартире, говорит, операция была, никого не разогнали, трупы при всех вынесли, машины стоят, кругом гай-гуй, людей полно. Тела боевиков на улице лежат. Один вах еще жив был, сразу его автоматом сделали, спецназ трупы добил, потом начал народ разгонять. По машинам бьют, на людей наезжают. У Османа друга вмятина осталась на капоте. Че за беспредел, скажи? Одного хотя бы ваха оставили бы, им что, информация не нужна, что ли? Народ че заранее не убрали оттудова? Хампец нам будет, если этому спецназу волю дать, отвечаю.

— И наши менты не лучше, — начал Далгат.

— Наш сосед же есть, Джамалудин, 90 лет ему, в больнице операцию ему сделали, и внук у него, короче, Муса, грамотный пацан. Всегда нашей матушке сумки таскал с базара. И это, раз, приходят к нему в масках. Обыск, туда-сюда. Почему, зачем — молчат, ордер не показывают. Уехали и Мусу с собой забрали. После этого паспорта пропали, деньги пропали, у старика тоже. И это, не отпускают Мусу ни в какую. Его отец в ментуру пришел, там ему начальник ОВД говорит, мол, клянусь Аллахом, сына вашего не тронут, уходите. Врал он. Они Мусу подряд ночами избивали, душили, током били, зубы рвали, заставляли признания делать, что он вах. Адвоката к нему не пускали. Потом из спецназа трое взяли, увезли его на трассу, там избивали тоже, оскорбляли, туда-сюда. Отец его потом узнать не мог. Две недели пацан раненый в камере лежал у этих хайванов. Далгат, ты скажи, их как после этого оставлять?

Далгат сидел подавленный и молчал.

Тетя Наида внесла пышный аварский хинкал, куски сушеного мяса, творог с чесноком, аджику и черный урбеч из льняных семян. Села в кресло, обтянутое цветастым покрывалом, подобрала валяющийся в кресле пульт.

— Что, Арип, — сказала тетя Наида, — телевизор можно включить?

— Включай, что спрашиваешь, — отвечал Арип, прошептав обычное перед едой «бисмиля».

Далгат понял, что голоден, и принялся быстро обмакивать куски теста в соусе.

Пощелкав стертыми кнопками, тетя Наида попала на какой-то дагестанский клип. Восходящая звезда даргинской эстрады крутила бедрами и пела про красивые улицы Махачкалы, по которым ходит ее любимый.

— Нахъе босе! — бросил Арип, вгрызаясь в кусок мяса.

Певица убралась, и на экране показался мэр и смятые лица чиновников. Кого-то отчитывали за очередной сбой подачи электроэнергии и воды, кого-то за горящие мусорные баки. Мэр был грозен, чиновники трусили.

— У вас есть вода, Далгат? — спросила тетя Наида.